Крысиная башня-2

«Пропускной дорожный пункт», блокпост, представлял собой три обшарпанных строительных вагончика-бытовки, установленных на специально привезённые бетонные блоки. Бетонными же блоками была выложена и «змейка» с обоих сторон при подъезде к посту. Там же, возле шлагбаума, стояло облезлое ржавое металлическое корыто с башенкой, из которой торчал кожух-ствол настоящего пулемёта Максим.

Сварное из пятимиллиметровой стали «корыто», поставленное на Шиловские колёса, гордо называлось «мобильным пунктом огневого усиления» — их в начале лета массово изготавливали на оршанском металлообрабатывающем заводе, как замену настоящей боевой технике, срочно необходимой в зоне боевых действий с «кровавым мувским режимом», где она, техника, так же массово и гибла. Для «тыла» же обшивались металлом грузовики; или варились такие вот, не имеющие двигателя, предназначенные для буксировки, МПОУ.

«Нормальные», современные пулемёты также нужны были на фронте, и «корыто» было оснащено раритетным Максимом на стационарном станке, добытом с одной из баз ДХ, бог знает каких времён, не исключено, что помнящий ещё мозолистые ладони махновских пулемётчиков.

Впрочем, для стационарного поста и максима было более чем. А вот сидеть летом в раскалённой солнцем стальной коробке, либо же зимой, в настолько же вымерзшей, желающих не было; и потому грозный МПОУ в основном, даже во времена полной комплектации поста, стоял пустой, — чисто на случай аврала, тревоги, какой-либо попытки прорыва. Но какая тут могла быть тревога? — только что если едущий в Оршанск реализовывать продукцию сельский коммерсант вдруг начинал артачиться, считая неподъёмно большой установленную таксу за проезд через пост, — но таким всегда хватало и угрозы «ксюхой»; за всё время существования поста по колёсам стрелять приходилось всего раз пять-шесть, не больше.

Но и раритетный максим не стоял без дела: из него периодически, в основном по ночам, постреливали; обычно спьяну, наслаждаясь грохотом очередей и факелом пламени, бьющим из ствола. Почти как в «Брат-2, ага. Последние патроны 7.62Х54 дожгли в октябре, празднуя день рождения Дим Димыча, начальника поста. С тех пор ствол пулемёта торчал немым укором, а в железной коробке МПОУ, закрывающейся на замок, стали держать арестантов, — обычно «крестьян» из соседней деревни, выдернутых из домов во время «рейдов», «подозреваемых в сочувствии к родионовскому режиму»; то есть имеющих, по оперативным данным, нечто полезное, например самогон или технический спирт, и нежелающих делиться с «сотрудниками».

В лучшие времена Пост насчитывал до пятнадцати человек личного состава и процветал; но «лучшие времена» кончились вместе с уборочной; и последовавшей вслед за ней эпидемией, когда все сидели по норам, боясь высунуть нос. Тогда же прекратилось и централизованное, из Оршанска, продовольственное и денежное довольствие; и, судя по всему, Оршанское начальство вообще забыло про свой личный состав, призванный осуществлять пропускной режим и поддерживать законность на трассе. Тогда же и была изобретена эта практика: «рейды» в соседнее село.

И личный состав потихоньку стал разбредаться; и, разумеется, с оружием. В конце концов на Посту остался, так сказать, необходимый минимум, четверо: сам Старший Поста пузатый капитан Дмитрий Дмитриевич Пустовалов, «Димыч», бывший ГАИшник, получивший быстрое повышение с лейтенанта, кормящегося «с палочки» до капитана и начальника Поста за безусловную поддержку «независимости Регионов»; двоих рядовых: Алексея, Лёхи, и Юрки Сабельфельда, получившего за немецкую фамилию кличку Ганс; и старлея Михаила Петровича Утяткина, переименованного по-простому в «Утю» или Петровича.

Все четверо были в различной степени бессемейные; то есть у Димыча и Ганса семьи в Оршанске были, но Димыч рад был быть подальше от крикливого и требовательного семейства; а Ганс, ценивший свободу, считал, что «редкость встреч позволяет сохранить свежесть чувств», и тоже возвращаться в семью не рвался. Лёха-водитель был убеждённым холостяком; а Петрович давно потерял связь со своей прежней сожительницей, и находился, как он выражался, «в свободном поиске».

Все четверо решили, что прекращение поставок провизии из Оршанска вполне компенсируется отсутствием же контроля; и «оружие дали — вертись как хочешь». Не хватало ещё явиться в Оршанск, под светлые очи вдруг да не сдохшего от эпидемии начальства; и загреметь в благодарность за службу куда-нибудь в мёрзлые окопы под Равнополье.

Выживать можно было и здесь. Редкие проезжавшие и проходившие по трассе вынужденно делились имевшимися при себе продовольствием и ценностями; остальное добывалось во время «рейдов» в село, где «дорожных правоохранителей» уже привыкли терпеть как неизбежное зло, и даже создали подобие графика, кому по очереди их «снабжать».