Крысиная башня-2

Однако сносить шлагбаум не понадобилось: когда грозная машина приблизилась метров на двести к шлагбауму, дверь вагончика отворилась, и оттуда торопливо, продолжая одевать и застёгивать сизого, милицейского цвета бушлаты, поминутно роняя под ноги автоматы, вывалились двое, комично-разные: толстый, но невысокий, с подтяжками на выпирающем из-под бушлата брюхе; и повыше, но тощий, руки которого болтались в рукавах бушлата как палки в ведре. Продолжая застёгиваться, торопливо побежали к шлагбауму.

Владимир сбавил ход, выжал сцепление и мягко подкатил Слонопотама к шлагбауму. Остановился; поставил на нейтралку, не глуша мотор; в щель в бронедверце с интересом разглядывал подбегавших полиционеров. По суетливым движениям, по общей расхристанности он тут же определил их как минимально-опасных; видно было, что видя на дороге такое чудовище они тут же преисполнились почтения. Оба были с автоматами; толстый — с ксюхой; а длинный и худой с обычным «веслом»; но автоматы держали так, что видно было — не бойцы! До опытного знакомца Генки им явно далеко. Впрочем, осторожность следует проявлять всегда; тем более он так ведь и не выяснил у Гульки, чем этот пост так знаменит и ей по дороге так запомнился, что она загодя попросила сделать остановку. Может поблагодарить кого? Или наоборот?..

В любом случае стоило выяснить обстановку; и уж точно не оставлять же для беседы с полицаями одну Гульку, какие бы у них с ней отношения не были. Потому Владимир сразу, как остановил машину, достал пистолет (выбранный себе в Арсенале Браунинг Хай Пауэр, пожалуй лучший пистолет второй мировой войны; да и в наше время фору даст многим и многим!) и засунул его себе сзади за ремень. Ещё один такой же висел у него в набедренной кобуре на виду, — всегда неплохо иметь что-либо «на сюрприз». Приказал Женьке:

— Джонни, ты не выходишь! — берёшь автомат и следишь за обстановкой через щель в дверце, когда я выйду! Дверь не открывать! Студент! — ты за пулемёт, и смотри прямо по курсу. Посмотрим, что это за милициянты…

Женька не стал возражать, — это была не мелочь какая-нибудь, типа кому на всякий случай сидеть за пулемётом, а кому держать ленту; это было боевое расписание, подаваемое теперь Владимиром тоном, не терпящим возражений, — а авторитет Владимира в Женькиных глазах в последнее время вырос неизмеримо. Взял автомат и приготовился перебираться на водительское сиденье. Владимир ещё раз взглянул в амбразуру: полицейские явно не проявляли агрессии и держали автоматы на ремнях за спиной; открыл дверь и выпрыгнул с подножки в снег на дорогу.

Морозный воздух после сухого жара кабинной печки освежил. Он встал, уперев руки в бока, и ждал когда наконец приблизятся вплотную эти два бывших «работника правоохранительных органов». Прикинул, что от возможного выстрела из вагончика они его сейчас закроют; да и глупо было бы кому бы то ни было стрелять в сторону этого бронированного мастодонта, у которого с каждого борта торчало по четыре пулемётных ствола. А этих двоих он явно успеет уложить раньше, чем они схватятся за автоматы… Вспомнился тот подставной милицейский пост, с которым он расправился, когда пробирался впервые в составе байкерской «банды» к Оршанску. Ментыыыы… Как бы и с этими так же не пришлось. Что у Гульки с ними за дела, интересно?

Оглянулся — поодаль остановился микроавтобус Иваныча, — наблюдает… Лязгнула задняя дверь кунга; звук прыжка с высокой подножки; похрустывая снежком, подошла Гузель. В своей тёплой куртке, только ещё перетянутой теперь чёрным «тактическим» ремнём, за который заткнуты два автоматных магазина, плюс висящая на нём кобура с пистолетом; с автоматом на плече, под рукой; сосредоточенная. Из-под вязаной шапочки на плечи стелются иссиня-чёрные волосы. Владимир вновь отметил, какая она красивая. Неужели она потеряна для него навсегда?.. Нет, не может быть такого! Хотя и Наташу он ведь тоже любит! Или нет?.. В любом случае Наташу он никак бросить не может…

- Эээээ… здравств… Здравия желаю! — поприветствовал их первым приблизившийся наконец к ним толстяк с капитанскими погонами на засаленном милицейском бушлате. Что бушлат был мятый и засаленный совсем неудивительно — он служил уже много месяцев попеременно то подушкой, то одеялом.

Владимир с интересом рассматривал его, отметив про себя и маленькие свиные бегающие глазки; и рыхлую харю с висящими щеками, явно готовую отразить любую эмоцию — от раболепства до высокомерия, в зависимости как поведёт себя собеседник. Пока что видно было, что грозная машина произвела на него сильное впечатление, — наверное, давно такие тут не ездили. Тут, судя по всему, вообще давно никто не ездит. Ишь какой ошарашенный. И тот дохлик почтительно так держится явно за своим начальством.