— И вам не хворать… — нейтрально эдак ответил Владимир; и про себя подумал, что совсем недавно, да не имея у себя за спиной эдакого дредноута, ощетинившегося стволами пушек, тьфу, пулемётов, он бы не рискнул так отвечать представителю пусть бывшей, но всё же власти. А вот сейчас он чувствовал себя очень уверенно. Кто ещё тут теперь власть, надо поглядеть. У кого пулемёты и броня, тот и власть. А эти так — ошмётки былого…
Повисла неловкая пауза.
Капитан во все глаза рассматривал прибывшее на пост чудище и его водителя, и всё никак не мог понять, как же себя вести…
Серьёзный симпатичный парень, без шапки, с длинными вьющимися светлыми с рыжиной волосами. В защитного цвета плотной флисовой армейского кроя курточке без шевронов и знаков различия; «тактических» штанах с массой карманов. На бедре кобура-платформа и запасной магазин. И очень уверенный в себе; смотрит эдак как исследователь на клопа через увеличительное стекло… Рядом подошла высокая девка; с автоматом; чёрные блестящие волосы стелются на плечи. Красивая! Но смотрит угрюмо, исподлобья; и автомат держит под рукой, как будто стрелять готова — неприятно! И машина странная; экий гроб на колёсах! Стволы пулемётов торчат — всё по серьёзному. А вот борт расписан какой-то ерундой: нарисован странный розовый кабан с задранным хоботом… какие-то джунгли… Да ещё на залепленном снегом бампере сидит какой-то здоровенный жёлтый медведь в красной жилетке… кто-же это такие?? Взгляд капитана Дим Димыча Пустовалова метался от стоящих перед ним парня с девкой к бронированному монстру, — и он всё никак не мог понять: кто такие, как с ними себя вести? Представители новой власти; или банда какая? Или коммерсанты теперь так ездят?? Если коммерсанты — ой-ой-ой, как же их трудно будет трясти, в такой-то скорлупе! Но коммерсантам пулемёты вроде как не положены? — значит бандиты какие-нибудь? Но бандиты должны бы быть люди серьёзные; а тут парень какой-то, молодой; и девка; да машина как-то несерьёзно разукрашена, как будто на утренник в детский сад едет! И форма не военная — кроме как курточка на парне… И знаков различия никаких… Ой, всё же как мы отстали от событий-то в нашей глуши! Не зря в деревне-то говорили, что в Оршанске, судя по радиопередачам, никакой власти вообще уже и нету!.. Может… может этот парень просто угнал где машину?? Тогда можно бы попытаться её отжать! Ну и что ж что у пацана пистоль, а у девки автомат! Они же, Дим Димыч вот и Ганс — власть! Проверить документы типа… Если их с девкой только двое…
…Нет! Не одни они здесь. Дим Димыч заметил, что в борту машины отодвинуты несколько заслонок на бойницах-смотровых щелях, и там мелькают чьи-то любопытные глаза… Вот ствол одного из пулемётов качнулся в его сторону, и из амбразуры послышалось явно девчачьим голосом «Пух!»
Дим Димыч непроизвольно вздрогнул; в чреве бронемашины довольно засмеялись. Ветерком потянуло на них дымок из трубы печки, торчащей над бронекунгом. Кто же они такие?? Дим Димыч терялся в догадках; его богатый опыт ему что-то ничего не подсказывал… Но на всякий случай решил держаться «любезно»:
… - Ээээ… я старший поста капитан полиции Пустовалов! — он неловко козырнул, при этом автомат свалился у него с плеча, и его пришлось подхватить. Выждал, и снова повторил:
— Здравия желаю! — и замер выжидательно, рассчитывая что парень в свою очередь представится. Но где там. Тот стоял и продолжал рассматривать Дим Димыча холодными светлыми глазами, и от этого взгляда капитану стало что-то зябко…
Владимир же действительно рассматривал этих двоих бывших милиционеров как вредных мерзких животных, вроде клопов; раздумывая только что с ними делать: передавить или залить дустом. Эти двое ему сильно не понравились, хотя стоявшая рядом Гузель ни словом не дала ему понять, что за дела у неё с ними. Как-то вспомнился ещё тот, тоже милицейский стационарный пост, на котором они всем «табором» были задержаны, когда шли и несли раненую в живот Вику в Озерье… Как те менты не разбежались им помочь. О чём шептались они ночью: как и кого обобрать, обчистить; когда в ста метрах стонала в бреду раненая девушка… Он покосился на Гузель — лицо её было непроницаемо как у индейца; вот только автомат — он заметил, — был снят с предохранителя… Ну, ясно. Оно и понятно. Этого можно было ожидать. Чего ж ещё.
Гузель тоже рассматривала этих двоих как мелких мерзких насекомых. Толстого капитана она видела впервые, — наверное, он и стрелял из вагончика; ишь, сейчас все стёкла забиты досками. А этот тощий — его она помнила. Не попала она в него тогда. А он её явно сейчас не узнал — видел-то издалека и лишь мельком. Ну, теперь-то явно не убежит!