Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста

Невзирая на эскадрильи вражеских бомбардировщиков над головой, Шарлотта повезла детей кататься на лыжах в Шмиттенхёхе, около Целлера[391]. Присланный Гиммлером — человеком, на чьи плечи легло много трудов[392], как объяснял ей Отто, — кофе пришелся весьма кстати[393]; Шарлотта гордилась присужденным ей на День матери Почетным серебряным крестом немецкой матери за многодетность. Отто, разъезжавший по северу Италии в открытой машине, жаловался на лютый холод. Помимо ситуации на востоке, где со дня на день должно было пасть Генерал-губернаторство, в Италии тоже было «тревожно»[394], множились налеты союзников, Муссолини терял власть. «Спасибо, что миришься с моими слабостями», — писал Отто Шарлотте, зная, что неидеален. Он поддержал ее в намерении пожертвовать его повседневную униформу для Volksopfer Sammlung (кампании поддержки вооруженных сил), включая черный мундир СС, но серую форму предпочел сохранить[395].

В конце января Красная армия взяла Краков. «Наш прекрасный рейх разрушен, — написала Шарлотта 24-го, — невозможно представить, что над городом снова польский флаг»[396]. Через два дня Бригитта Франк призналась ей, что стремительность падения застала ее мужа врасплох и что он едва спасся, «оставшись королем без королевства»[397]. 30 января Шарлотта отметила 12-летнюю годовщину взятия власти нацистами. «Мы были исполнены уверенности и надежды, — записала она, — все было чудесно, ты впервые встретился с фюрером». Теперь положение стало мрачным, но пока жив фюрер, жива надежда[398]. Слушая по радио речи Гитлера, Отто успокаивался от ясности мысли фюрера, но агрессивность его интонаций тревожила[399].

В феврале Шарлотта побывала в Зальцбурге, где была шокирована картиной лишений. «Сотни иностранных рабочих, люди в лохмотьях, огромные воронки, разрушенные дома, обломки, грязь», — писала она[400], напуганная толпами иностранцев в своей стране. Теперь пришла очередь Отто впасть в уныние. «Будет лучше, когда я снова смогу плавать: ежедневные упражнения восстанавливают баланс». Тем не менее на его столе стояли свежие гвоздики и розы, над камином висел пейзаж озера Гарда, за садом и озером высились горы — «мост к семье на Целлере»[401].

Отто тревожили налеты союзников на Вену[402], «грозящий нам рок»[403], но он отказывался признавать близость конца. «Это была бы слишком большая несправедливость для такого доброго, правдивого, верного и храброго народа, слишком большая утрата для мира»[404]. Одна из рабочих поездок навеяла ему воспоминания о детстве, и он написал длинное письмо Хорсту, поблагодарил сына за прекрасные рисунки и письма. «Мне было хорошо в моем старом Триесте», где многое напоминало о старой императорской военной школе плавания — там он научился плавать; он также заглянул в бывшую семейную квартиру на Виа Бономи. Сад его детства стоял запущенный, акведук, запомнившийся громадиной, уменьшился в размере. «Здоровья и сил тебе, — пожелал он пятилетнему сыну, — старайся, чтобы папа и мама тобой гордились. Хайль Гитлер!»[405]

Организационные навыки Отто и его неувядающая преданность делу нацизма, включая готовность к суровым мерам безопасности, превращали его в чрезвычайно полезного человека. После подавления недолгого восстания в Словакии рейхсминистр Богемии и Моравии Карл Герман Франк предложил назначить Отто послом в Словацкой республике. У прежнего посла плохо получалось «применять суровые механизмы безопасности»[406]. Но из этого предложения ничего не вышло. Вместо этого Готтлоб Бергер, глава штаб-квартиры СС и один из ближайших соратников Гиммлера, предложил перевести Отто назад в Берлин[407]. Там искали кандидатуру командира группы D, контролировавшей германские СС; требовалась «выдающаяся личность»[408]. Вехтер был именно таким, а в Италии замена ему легко нашлась. Гиммлер запросил согласие генерала Вольфа, «моего дорогого Wӧlffchen»: «Знаю, W. для вас очень ценный сотрудник, но власовское движение имеет большую важность для нас в Германии»[409]. Подразумевалась малочисленная армия генерала Андрея Власова, предводителя группы русских антикоммунистов, перебежавших к немцам для борьбы с Красной армией[410].

При поддержке генерала Вольфа Отто на исходе февраля вернулся в Берлин[411], хотя расставание с Италией его печалило. Он поселился в современной вилле рядом с офисом, выделенном ему по адресу Рейнбабеналлее, 28. Город изменился («больше развалин, еще меньше транспорта, люди бледны и подавлены. Многие женщины в брюках… все тащат сумки. В учреждениях не топят»)[412], но ему нравилась близость старых друзей вроде Лозакеров, навещавших его, чтобы поговорить о прошлом, настоящем и будущем.