Ее шутливо-укоризненный тон вселил в него восторг — значит, можно не расставаться! Скромная комнатка Зинаиды Павловны кажется сейчас, когда ночь за окном, когда ветер и дождь бьются в стекло, лучшим из возможных пристанищ, дворцом, самым уютным его уголком. Пусть сердится хозяйка, что они не дают ей покоя своими возбужденными голосами. Они решают судьбы мира и свою собственную судьбу. Они говорят о социализме, о его будущем, о его творцах, о его предтечах. Зинаида Павловна читала Глебу, сразу переводя с немецкого, биографию Томмазо Кампанеллы.
…Одинокий юноша — поэт, мыслитель, герой — зорко всматривался в несправедливый мир. Его звали Томмазо. Он давно построил в своем мудром и поэтическом воображении город, пронизанный солнечными лучами.
— Среди мрачного мира поклонников тьмы, — читала Зинаида, — раскинулся прекрасный город Солнца…
Жители этого города сумели покорить природу, раскрыть ее законы, в главном храме города на благо народа непрерывно работают мудрейшие ученые. Кто совмещает в себе и знания и добродетели, кто умеет читать книгу звезд, кто долго трудился — стоит во главе небольшого народа. Его помощников — трое: Могущество, Мудрость, Любовь.
В городе есть мастерские — туда добровольно приходят люди, чтобы вкусить радость труда. В великолепных дворцах, окруженные статуями героев, картинами, прославляющими их подвиги, красивые женщины рождают здоровых детей. Юные детские тела крепнут в объятиях природы, их мозг развивается в общении с искусством и наукой, во время веселых и поучительных игр. Постепенно они начинают ощущать потребность в труде, и труд их столь продуктивен, что избытки его плодов люди Солнечного города рассылают всем беднякам мира темноты.
Весной ворота города распахиваются, и толпы радостных жителей идут на поля, ведя за собой послушных чудовищ — машины, созданные гением их мудрецов. Вечера посвящены музыке и любви, причем музыка столь искусна, что привлекает ароматы цветов и отгоняет облака. В пении, любви и труде жители города обновляют золотое дерево жизни…
…Мысли о новом городе Солнца не нравились властителям Италии, они бесили инквизицию, двадцать семь лет провел Кампанелла в тюрьмах, сносил нечеловеческие пытки и страдания, но вся Европа слышала из темниц его тихий голос: в узах — свободного, в одиночестве — неодинокого, в унижении — позорящего врагов своих.
— Откуда ты взял эти дьявольские измышления? — допытывались мучители его.
— Чтобы узнать то, что знаю, я сжег больше масла, чем вы выпили вина, — отвечал он…
Глеб и Зинаида Павловна тогда впервые встретили вместе рассвет…
Одиночество, любовь, тоска по родным просторам толкнули Глеба в объятия изящной словесности. Он стал писать небольшие рассказы а lа Короленко. Однажды отважился и через Зинаиду Павловну передал ему рассказ на отзыв и совет. Ответ пришел одобрительный. Короленко писал, что у автора несомненное дарование, что он может заражать читателя своим настроением, отметил, что Глеб силен в пафосе, в страсти, в борьбе — посоветовал заняться публицистикой. Но где? — думал Глеб. К этой идее можно будет вернуться когда-нибудь потом, на воле. Как сложится судьба? Заниматься публицистикой в уездном масштабе он не имел никакой охоты. Учитывая обилие времени, Глеб решил заставить себя заняться серьезным делом, а именно — до тонкостей изучить теорию марксизма.
…Зинаида Павловна добилась в конце концов, как и Надежда Константиновна, удовлетворения своей просьбы об отбытии ссылки вместе с женихом и 28 апреля выехала из Нижнего, нагрузившись хозяйством, книгами, подарками. Письмо о ее приезде едва опередило ее, и 15 мая счастливый Глеб, не представляющий даже отдаленно, как следует вести себя в подобных случаях, встречал гостью. Он получил уже разрешение на переезд в Минусинск и одновременно предупреждение исправника о том, что в случае, если они «тут же» не поженятся, Зинаиде Павловне сразу будет предложено ехать по месту назначенной ссылки, то есть в Астраханскую губернию. Меж тем не было для свадьбы у бесправных ссыльных пи необходимых документов, ни разрешения начальства. А недовольство, осторожность и подозрительность губернатора по отношению к ссыльным достигли как раз в это время апогея в связи с недавним побегом одного из ссыльных — Райчина. По этой причине исправник не разрешил приехать на свадьбу к Кржижановским Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне и не пустил Глеба с Зиной на свадьбу к «Ильичам», которая должна была, состояться где-то в начале июля. «Ильичи» должны были пригласить их в качестве свидетелей. Пришлось ограничиться письмами, приглашениями, поздравлениями, теплыми пожеланиями счастья.