Ксапа хулиганка

— Тогда операцию «Возвращение» назначаю на послезавтра, — подводит итог Михаил. — Завтра у голубых касок пересменок. Очень для нас удобно.

— А что, у меня на самом деле тибетский акцент?

— Та ни! Украинска мовь через слово, — улыбается Михаил. — А как на Тибете говорят, я не знаю. Не был там никогда.

Когда мы ложимся спать и уже засыпаем, Михаил спрашивает:

— Ты при первой встрече парней бандарлогами обозвал. Кто такие бандарлоги?

Я припоминаю ксапины сказки.

— Маленькие шустрые обезьяны. Обезьяны — они на людей похожи, только шерстью обросли. И бестолковые. У нас они не водятся, им надо, чтоб тепло, чтоб зимы не было.

— Понятно, мартышки это, — бормочет Михаил, зевает и переворачивается на другой бок.

Перед возвращением Михаил долго объясняет мне и Жамах, как проходить пропускник. Что такое документы, как их предъявлять, куда отдавать рюкзаки на досмотр, и где потом получать. У Жамах теперь документы на ее настоящее имя.

Своих ребят Михаил обещал проинструктировать, но беспокоился, как бы не возникли проблемы с голубыми касками. Я объясняю Жамах, что голубые каски — это чудики в синем.

Тепло прощаемся со всеми знакомыми и подружками Жамах, выходим из больницы и садимся в джип. Малыша Жамах берет на руки, а коляску Михаил убирает в багажник. Потом показывает нам, как надо пристегиваться.

Едем совсем немного и заезжаем в большой дом. Переходим в фургон и переодеваемся в геологов. Одежку Михаил дает крепкую, но потертую. Потом дает нам документы и показывает, в какой карман их убрать. Указывает, где чей рюкзак, как их носить. Затем мы выезжаем из города и едем к пропускнику. Фургон едет совсем не так быстро, как в первый раз. Жамах вертит головой и все время спрашивает меня, что это такое?

Незадолго до пропускника фургон останавливается, Жамах с Михаилом перекладывают малыша в большую сумку, и Михаил с малышом в сумке уезжает вперед на джипе. Вскоре у водителя фургона пищит мобильник, он слушает, говорит: «есть», подмигивает нам, и мы едем.

На пропускнике никаких проблем не возникает. За стойкой стоят два чудика: в зеленом и синем. Я подхожу, снимаю рюкзак и протягиваю документы. Жамах чуть замешкалась, снимая рюкзак. Оба чудика внимательно осматривают документы, потом зеленый подносит к ним белую штучку на шнурке, которая светится красным и попискивает.

Из двери за спиной чудиков выходит Михаил, но делает вид, что нас не знает. Мы — тоже.

Чудик в зеленом отдает нам документы и показывает, куда положить рюкзаки. Мы кладем, и они уплывают сквозь дырку в стене, прикрытую черной шкуркой.

— Скажите, я вас раньше здесь видел? — спрашивает у Жамах чудик в синем. Мы с Михаилом напрягаемся, но обошлось.

— Отвянь, у меня муж есть, — отвечает чудику Жамах.

— Питер, никак ты впервые за три года обратил внимание на девушку? — кладет ему руку на плечо Михаил.

— Это невозможно, Майкл, и ты это прекрасно знаешь. Самые красивые девушки живут в Норвегии.

— Проходите, — говорит нам чудик в зеленом, и загородка сама отодвигается. Мы проходим туда, где нас ждут рюкзаки и чудик в зеленом.

— Идите за мной, — говорит он и проводит нас в комнату, где закладывает уши. Потом через зал — и вот мы на улице. Невдалеке стоит вертушка. Из ее открытой двери выглядывает чудик в теплой зеленой одежде и машет нам рукой.

— Где мой ребенок? — обеспокоенно озирается Жамах. Я прислушиваюсь и уверенно указываю рукой на вертушку:

— Там!

Жамах растерянно оглядывается на меня, сбрасывает рюкзак и бегом бросается к вертушке. Я поднимаю за лямку ее багаж и неспеша иду следом.

На полу вертушки стоит знакомая сумка. В ней громко голосит наш малыш. Вокруг сумки на четвереньках стоят три чудика и сюсюкают. А Жамах готовит теплое гнездышко в углу салона и беззлобно ругает мужиков за бестолковость. Правда, по-нашему.

Я вытаскиваю из рюкзака два теплых одеяла, протягиваю ей и осматриваю салон. В дальнем конце лежит на боку моя тачка, прижатая к стенке рюкзаками с подарками, а также куча тюков и ящиков.

— Все на борту? Можно лететь? — спрашивает меня один из чудиков.

— Михаила подождем.

Вскоре является Михаил, довольный донельзя. Приносит с собой два знакомых чемодана с нашей старой одеждой. Жамах тут же пускает ее на утепление своего гнездышка.

— Летим? — спрашивает чудик. Я киваю.

— Сначала к геологам, — уточняет Михаил. Два чудика проходят в кабину, вертушка начинает гудеть и вскоре поднимается в воздух. Малыш плачет — шум и тряска ему не нравятся.

— А я не знал, что ты так чисто говоришь по-русски, — обращается Михаил к Жамах, усаживаясь рядом.

— У меня есть глаза, я смотрю. У меня есть уши, я слушаю, — отвечает она.

— А раньше почему молчала?

— Я не знала, кто добрый, кто злой. Теперь знаю, — и улыбается малышу. В последние дни она вообще часто улыбается тихой, спокойной, умиротворенной улыбкой. Совсем не походит на волчицу, готовую со всеми драться.

— Много в твоей жизни было злых людей?

— Когда голодно, злых всегда много.