Ксапа хулиганка

— Я довольна полетом, — говорит Жамах. — Меня по-прежнему считают своей, меня по-прежнему уважают и слушаются. Особенно уважают за то, что не осталась насовсем.

— Как ты сказала? — интересуется Мудр.

— Да старухи в совете матерей меня не любят. Вечно я им как кость в горле. А молодые все на меня смотрят, за мной слова повторяют. Охотники меня уважают. Вот и получается, что по каждому пустяку по полдня ругаемся. А сейчас я силу набрала, два сильных народа меня уважают. Мое слово в совете самое веское. Очень хорошо, что я улетела. Так эти пустогрудые думают.

— Я доволен полетом, — говорит Мудреныш. — Следующей весной можно с Чубарами девками меняться. Девок у них много, все высокие, сильные. Дети сильными будут.

— А уж как они будут довольны… — влезает Жамах.

— Почему это? — тут же настораживается Мудр.

— Да неужели вы своих девок защитить не поможете, когда Айгуры захотят нас с вашей земли согнать?

— Кто такие Айгуры?

— Те самые сволочи, которые гонят нас на восход солнца столько лет, сколько я на свете живу.

Скверные парни, — догадываюсь я. — О них Ксапа Лаве рассказывала.

— А ты довольна? — спрашивает Ксапу Мудр. Мог бы не спрашивать. Ксапа сидит нахохлившись, словно воробей зимой.

— Чего мне радоваться? Я тут год культпросвет веду. Принципы гуманизма утверждаю. А этот лоботряс уже рабыню заимел! — Ксапа отвешивает Сергею подзатыльник.

— Я, может, наоборот, ее от рабства спас. Чего ты как неродная? — обиженно гудит тот.

Такого хохота я давно не слышал. Геологи лежат в лежку. Чуть погодя к ним присоединяются и охотники.

— Завтра к Заречным полетим, — заявляет Ксапа, когда смех затихает. — А потом — к Степнякам.

Геологи все намеченное сделали, но домой не спешат. Я так понимаю, нравится им у нас. И вдовы, что к ним приставлены, сытые и довольные ходят.

— Клык, давай мы вам летнюю столовую сделаем, — предлагает Платон. — А потом — свет в хыз проведем.

— Правильно! Только начнем со света, — Ксапа отдает малыша Жамах и подсаживается к нам. — Но напряжение тридцать шесть вольт. Смертоубийства нам не нужны.

— Да хоть двенадцать, — охотно соглашается Платон. — Потом мебель сколотим. Я заявку на электрику пишу.

— И стеклопакеты хорошо бы…

Через полчаса Платон возвращается. С виду серьезный, а глаза смеются.

— Значит, так, — говорит. — Заявку я Медведеву по рации продиктовал, он оборудование вышлет. Но требует на заявке твою подпись.

— Вот гад ползучий, — устало морщится Ксапа. — Требует — значит, получит.

И что-то царапает на бумаге, что Платон протянул. Тот подносит бумагу поближе к огню и, с трудом разбирая буквы, читает:

— Уважаемая охотница Ом-Ксапа. — Качает головой и складывает лист бумаги. — Детский сад в коротких штанишках!

На следующий день мы никуда не летим. Потому что рано утром прилетает зеленый вертолет, привозит тонну того, что Платон называет электрикой и четыре тонны продовольствия. А знаете, что такое пять тонн? Это не много, это ОЧЕНЬ МНОГО! Особенно, если их таскать на своем горбу от посадочной площадки до самого хыза.

— Что за самодеятельность? Я продукты не заказывала! — первым делом заявляет пилоту Ксапа.

— Я заказал. Сколько можно на халяву питаться? — вмешивается Платон.

Вертолет улетает. Пока Ксапа, повизгивая от восторга, заглядывает во все коробки подряд, мы с охотниками решаем, что никуда сегодня не полетим. Сергей нас поддерживает. Говорит, что не выспался, а от тяжелой работы у него руки дрожат. В таком состоянии нельзя водить вертолет. И он идет досыпать.

— Да ладно тебе! Всего три коробки принес, и уже перетрудился? — обижается на него Ксапа.

— Я перетрудился раньше.

— Когда это?

— Ночью! Когда искоренял пережитки рабского прошлого в чистом сознании невинной души!

— Э-э… Искоренил? — интересуется Вадим.

— Серь'ожа! — из палатки высовывается лохматая головка невинной души.

— Еще не до конца. Но я над этим работаю. Иду, милая!

Я подхожу сзади и обнимаю Ксапу.

— Пока Жамах с Мечталкой завтрак готовят, идем в вам, искореним… Как Сергей это назвал?

— Идем, — покладисто соглашается Ксапа. — Мне что, больше всех надо? Вот уйду в декрет — узнаете!

До полудня мы искореняем и отдыхаем, а после — ставим стеклопакеты. Конечно, ругаемся немного, что оконные проемы в хызе нестандартные. И все разные. Но получается здорово! Это я честно говорю, а не потому, что сам делал. Стеклопакет — это вещь! Болгарка — вещь! Электроперфоратор — тоже вещь! Камни насквозь сверлит!

Потом мы навешиваем большие железные двери. Такие, чтоб разъяренный медведь не пролез. (Чтоб разъяренный Медведев на пролез — переиначивает Толик, за что получает от Ксапы подзатыльник.)

Когда, усталые, растягиваемся на досках, приготовленных для столовой, Платон с Ксапой опять заводят свой нескончаемый спор о неолитической революции.

— С нами или без нас, но она наступит, ты согласна? — напирает Платон.

— Ну да.

— Так какая разница, наступит она сейчас, или тридцать тысяч лет спустя?

— Ты в детский сад ходил? — спрашивает Ксапа.