Ксеня

Зачатки этого странного заболевания появились у меня ещё в детстве. Однажды мама имела неосторожность сказать, что люди умирают. Будучи совсем маленьким, я страшно перепугался, что настанет время, когда ее не будет рядом. Дальнейшее пребывание в одиночестве я считал невозможным. Мама ответила, что, чем больше я буду радовать ее, тем больше лет ей даст Бог. Так я понял, что от меня зависит очень многое.

Необходимость в мессианстве усилилась в те два года, что я спал.

Первым оказался завсегдатай книжной лавки, которую мы посещали вместе. Его страстью стало собирательство. Имея колоссальную библиотеку и мизерную пенсию, он никак не мог остановиться, всё пополнял и пополнял её новыми изданиями. Разумеется, он даже не успевал их читать. Он стал стариком до положенного возраста. Одиночество выпило из него энергию, оставив лишь слепые раздумья о собственном месте. Он обзавелся тремя кошками, большими стеллажами и компьютером, служившим средством коммуникации с единомышленниками какой-то секты. Божеством для них стал некий Абсолют, с самого начала предрекавший конец света. Они тщательно готовились, духовно очищались от мелких искушений, заготовленных дьяволом. Для них не существовало Рая и Ада. Была какая-то странная материя, где все должно быть по справедливости.

Когда я узнал, что он перенес инсульт и одна сторона его тела парализована, то сильно не удивился. В этом жесте было что-то знаковое. Он слишком рано отказался от жизни. Судьба как будто нарочно забрала его часть, сигнализируя о том, что он всё еще жив. Но он был уже мертв.

Я не помню, как я узнал об этом. Туман. Встал с постели. Оказался у него дома. Он рассказывал мне про сердечную мышцу, пенсию и больницу. Врачи запретили ему курить, а он просил.

Первое время я приезжал к нему, чтобы поддержать. Помню, возил продукты. К нему иногда приезжала мать, ей было под девяносто. Она была частью этой секты, утверждала, что «где-то там» проблем со здоровьем просто не бывает. Из трех кошек любила она только одну.

Я пытался говорить с ним про литературу, но ему было уже неинтересно. Однажды я обнаружил, что он почти всю библиотеку отдал в какое-то учреждение. Мне не вспомнить, обиделся ли я тогда или нет, но сейчас некоторые уникальные труды не помешали бы. Он часто говорил о безысходности здесь, на земле, а я привозил ему сигареты и продукты. Память освежает тот день, когда мы виделись в последний раз.

Было морозно. Тогда серое постельное белье показалось мне очень тяжелым после ночи. Собаки лаяли, разбудив меня раньше положенного. Я должен был съездить к нему. Но поймал себя на мысли, что он больше не нуждается в моей помощи. Ведь он остался тем же человеком, каким и был до инсульта. Просто человек с неработающей половиной тела. Он махнул на все за много лет до этого. Он звонил мне, но больше телефон я не брал. Вначале я задремал, потом не придумал, что сказать, а потом стало уже поздно что-то говорить.

Во сне вырабатывается мелатонин. Он — ключевой гормон эпифазы, органа, передающего информацию о световом режиме окружающей среды во внутреннюю среду организма. Концентрация мелатонина в крови человека начинает возрастать примерно за два часа до привычного времени отхода ко сну. Главные его свойства — антиоксидантные и иммуностимулирующие. Чтобы сон был глубже, я начал носить темные очки. Везде и всегда.

Есть я старался в малолюдных местах. С детства приемы пищи носили интимный характер. Опустошение тарелок, особенно коллективное, смущало. Но желудок требовал пищи. Он удивительным образом напоминал о себе на улице, образ жизни одиночки усыплял его бдительность дома. Еда была только физиологическим актом, она не имела вкуса, лишь проваливалась по пищеводу, не позволяя организму терять силы.

Очнувшись от долгого сна вечером, я, вопреки себе, ужинал на вокзале. После я вышел к поездам. Перешагивая через рельсы, глядя на массивные морды локомотивов, вдыхая резкий запах креозота, я попытался понять, была ли это случайность или суицид?

Все произошло примерно через неделю после нашего знакомства. В ее день рождения… Ее брат погиб под колесами поезда. Версию об убийстве отмели сразу — он вел закрытый образ жизни, практически не имел друзей, да и не нашли мотива. Из фактов осталось лишь что он принимал таблетки, блокирующие заболевание, и дату смерти, совпавшую по роковому случаю с датой рождения сестры.

Приходя домой, я с трудом верил, что на плечи одной девушки может свалиться столько несчастий. Впервые я понял, что просто не имею права оставить ее. Только я мог вытащить ее из трясины боли и потерь. Алхимия жалости и собственной значимости генерировала все новые и новые действия.

От гудка локомотива я отскочил назад. Шагнуть под поезд — тут нужно немало мужества. Как же должна опаскудить жизнь? Впрочем, а было ли ему что терять? Может, он уже много лет спал, периодически пробуждаясь, и, не находя ничего, ложился снова?