Ксеня

Не каждый сон — благо для организма. Исключением не стал и мой. Кошмар считается неорганическим расстройством сна и возникает во время фазы быстрого сна. Причины кошмаров — неосмысленные, не переработанные текущие события, травмирующие переживания, стресс или психические и телесные нагрузки.

Она — мой стыд, безжалостный и всевидящий. Каждая стена помнит об этом. Мое лицо кричит каждому прохожему. Невозможно скрыться — везде усмешка. Подлая и дешевая, она булавкой по телу цепляет и царапает меня. И Ксеня смеется вместе с ними.

Ксеня, как бес, шепчет на ухо. Ее слова способны оживить почву, освежить лепестки утренней росой. Она — солнце, побуждающее природу. Она — мрак, чей шепот отскакивает от стен комнаты, где частицы кислорода сбегают под открытое небо, чтобы соединиться с другими и спрятаться от нее. Ее ты…ты…ты. Безжалостная парадигма вечной проверки на стойкость. Проверенный и надежный тренажер для позвоночника. Культ вины, доведенный до абсолютной величины.

Она — жертва своего детства, оно было квинтэссенцией необоснованной жестокости. Надругательства сумасшедшего инфантила с бескрайней вседозволенностью прижимали ее. Мать, единственный и надежный союзник, как и она страдающий, но прячущий от нее всю боль. Физическую и духовную, своим примером она порождает стойкость. Но он — ее дитя, а не Ксени. Он — враг, он причина болезни мамы. Предатель, что принес несчастья.

Ксеня видит во мне его. Она шепчет. Во всем виноват ты…ты…Что она сказала ему перед смертью? Или это сон?

После его смерти я пробовал ее вытаскивать. Я размешивал эту вязкую и тягучую жижу из ее прошлого, выпаривая токсичные воспоминая, а затем процеживал через сито сочувствия. Часть оставалась во мне. Жертвенность прочищала организм. Ее жизнь разделилась на «до» и «после». Границей стало мое появление. Ксеня рождалась заново. Она стала смеяться. Впервые я увидел человека, который стесняется смеха. Ее лицо просто не умело улыбаться. Она насильно приспускала кончики губ, чтобы улыбка не становилась широкой.

Курить мне нельзя. Как только делаю затяжку — считай, что попал в зависимость минимум на полгода или год. Подлая привычка: не могу остановиться, а живот ноет и ноет. Наша привязанность, как дым — рождалась из-за губ. Слова, шепот, поцелуи. Делаю затяжку — наслаждение, пускаю густые кольца — они разбиваются о потолок.

Кажется, я начал терять ее после того, как мы впервые занялись сексом. Отдавшаяся женщина теряет совершенство. Телесная робость не имеет повторов. Пространство, придуманное для любви, сужается до пределов кровати. Она ощутила свою необходимость, я же официально узаконил статус тайны. Однако эта таинственность мне не льстила. В тот момент я видел в ней запутавшуюся в паутине жертву, которую хотелось выпустить, показать ей иной мир. Стать проводником, а затем ментором. Ведь она не умела жить счастливо. Становиться ее утешеньем никак не входило в мои планы. Возможно, лечь с ней в постель было моим главным страхом. Нагая женщина лишена образа, ведь в тот момент она подвластна телу мужчины, а не его разуму. Впрочем, вдохнув ее как женщину, я коснулся новых горизонтов ее личности. Ксеня сильно сдерживала масштабы своего эго.

Худшей ошибкой мужчины может стать роман с женщиной, у которой есть обязательства перед другим мужчиной. Формальные ли или истинные. Любовнику не дано стать метрополией. Так или иначе, ты становишься дополнением. Пускай и очень важным, но дополнением.

Бордель находился в пятиэтажном доме. Владельцы все-таки позаботились о каком-то опознавательном знаке и прикрутили там неуместно одинокую лампочку без плафона. Вход с торца здания не был расклеен объявлениями. Дверь открыла самая старшая исполнительница и, бросив пошлое «привет», впустила меня. Я выбрал ту, с который был уже дважды.

В 1932 году Павлов ввел понятие сигнальной системы, как центральное в его учении о закономерностях работы головного мозга. Суть сводилась к тому, что вопрос выживания строится на своевременном и адекватном реагировании на сигналы окружающей среды. Чтобы решать эти вопросы безопасно, человек имеет свойство выбирать знакомые объекты, зафиксировавшиеся в памяти. Возможно, во сне я что-то ей рассказывал о себе или спрашивал у нее. Все-таки сложным клиентом меня назвали не просто так. Она принесла чистые полотенца и постельное белье. На простыне я увидел заштопанный участок. Попросил принести другую.

Вещи, которые рвались, я выкидывал сразу. Разошедшийся шов — как метафора ее взгляда на меня. Череда мелких обязательств — начало нового пути к разочарованию. Прикосновение к быту — как расписка о том, что последние несколько месяцев пакуются в архив под грифом «ностальгия». Ксеню унижала забота о ком-то. Предрассудок слабых женщин — считала она, высмеивая их. Сердце и разум посмотрели на нее по-разному.