Ксеня

Я решил, что мой подход совершенно тупиковый. Слишком мало людей нуждались во мне. Тогда мне в голову пришла мысль: они должны приходить ко мне сами. Для этого мне понадобился кабинет, белый халат, несколько сертификатов, разумеется, сделанных на цветном принтере, и время для приемов. Нет-нет, не нужно думать, что я стал каким-то шарлатаном, скорее наоборот, людям из медицинской среды свойственно пропускать проблемы мимо, полагаясь только на профессиональные навыки. Я же хотел отдаваться делу полностью. Работа психологом идеально подходила.

В свою новую профессию я погрузился основательно. Как показали опыты некоторых ученых, во время сна человек не полностью отключается от внешнего мира и продолжает воспринимать и запоминать информацию. Обзаведясь необходимой литературой и пройдя несколько курсов, я был готов. Моей новаторской идеей стала металлическая конструкция в форме капсулы, обшитая изнутри розовой тканью. Туда и помещался человек, как бы имитируя возврат в материнскую утробу.

Ко мне стали приходить разные люди. В истории первых нескольких пациентов я вовлекался. Однако после первого месяца я осознал, что мне стало все равно. Видеть в чужом несчастье свое собственное больше не удавалось.

Все закончилось в ноябре. И я настолько крепко спал, что даже не помню, из-за чего это произошло. Какая-то ругань, грязные слова, последующие обвинения и извинения, которые потеряли хоть какую-то ценность. Вначале мы разошлись на три месяца, затем еще на месяц и уже в мае — окончательно. К тому моменту оставалась только инерция.

В наш последний день она приехала злой. Цеплялась за каждый повод, чтобы поссориться со мной. Я чувствовал отвращение к ней. Ксеня разрушала очарование. Презрение настолько глубоко окутало мое сознание, что ее судьба, которую я считал несправедливо жестокой, уже казалась мне закономерной. В ее груди находился чистейший экстракт из лучшего, что жило во мне. Но она этого не заслуживала.

А потом наступили те самые два года синкопы. Забавно, что мир и не заметил этого. Говорят, была какая-то эпидемия, во сне я продолжал работать, словно лунатик, были какие-то люди. Впрочем, кое-что изменилось. Маяк, поддерживающий огонь, исчез.

Я часто размышлял — а что, если бы она умерла? Еще тогда. Я бы превратился из рядового события в любимый образ, который перед ней больше не предстанет. Мы могли посмотреть покаянию в глаза, укрывшись от волны презрения. Брезгливости. Беспомощности перед обыденными и понятными чувствами отчуждения. Уважение к смерти стало бы последним аргументом в пользу того, что время не ошиблось.

На кладбище я никогда не ходил. Растревоженная земля имеет свойство отторгать. Западня из тел, лежащих одинаково. А этот мертвецкий дух — самый стойкий из запахов. Пройдите вдоль могил в любое время года, и у вас наверняка появится подозрительное ощущение в носу. Кладбище — место, где все слишком неестественно: неестественный выброс кислорода у деревьев, неестественно приторный аромат хвои, неестественные лица усопших на памятниках и, конечно, неестественные цветы из полимеров. Я бы не смог приходить к ней сюда. Рассказывать о себе при других…

Быть мертвецом унизительно. Говорят, когда родной человек предает, он словно умирает, остается лишь его плоть. Нет, Ксеня жива. Ее не найти среди этих тяжелых могильных плит и засыпанных землей тел. Ее часть до сих пор во мне.

На кладбище у природы слишком много голосов. Ксеня говорит со мной, ее голос не растворился, его не поглотила вечность. Наш конец лишен совершенства, как это кладбище. Несовершенная любовь вульгарна, как дешевая потаскуха.

Рядом со мной — целая жизнь. Мое дыхание ровное, разум чист, я вижу всю палитру цветов этого мира. Есть свобода. Передо мной откроются двери, стоит только постучать. Сколько будет еще женщин, имена которых я смогу ласково уменьшить, и…

Мне не хочется открывать глаза на то, что я должен увидеть.

Я снова стою перед зеркалом. Я все еще здесь? Заражен ли я вымыслом?

Странно, что мы спим так мало. Может быть, день создан для того, чтобы подготовиться ко сну? Он самый верный стражник прошлого. Сегодня я купил новое постельное белье. Потребляющий ощущения дурман вот-вот обнимет меня. Я расстилаю простыню. Оседлав ветер, я улечу по заглушающейся черноте бескрайности. Надеваю наволочку на подушку. Мысль затухает. Укрываюсь одеялом. Спящий человек возникает каждую ночь по-новому. Впрочем, об этом завтра…Я засыпаю.