Ксенофоб

– РД, – кивнул Филин.

– РД?

– Разведдозор, – подсказал Федя.

– То есть, если впереди на дороге пост, или какие-то проблемы вообще – они предупреждают?

– Да.

Я немного поразмышлял и вспомнил: когда везли Султана, мы ни разу не проехали мимо постов ГИБДД. Да, было дело – немного петляли по каким-то левым дорогам, я еще подумал: зачем мы съехали с удобного шоссе...

– Слушай... Я вот подумал: в Москве каждый год тысячи людей пропадают без вести. А если посадить человека в машину – как мы сейчас, а впереди – другую машину, чтоб не напороться на пост... Это же так просто! Наверно, вот так и вывозят, да?

– Понятия не имею, – Филин деланно зевнул. – Спроси тех, кто вывозит...

Вскоре мы миновали железнодорожный переезд, свернули налево и поехали по грунтовке вдоль насыпи.

Насыпь была старая, сплошь заросшая густой травой. Справа от грунтовки тянулись заросли – то ли какие-то древние посадки времен хрущевской оттепели, то ли дикорастущий кустарник, сразу и не разберешь. О каком-либо освещении и говорить не стоило, последний фонарь остался на переезде и теперь вокруг царила кромешная мгла.

И вообще, все здесь выглядело запущенным и брошенным: сам, по своей воле, я сюда бы ни за какие деньги не поехал – тем более ночью.

Метров через пятьсот мы сбавили скорость: в свете фар была видна неглубокая колея, убегавшая в посадки. Свернув на эту колею, мы въехали в заросли и встали.

Заглушив двигатель, Филин погасил фары, вышел и спросил:

– Обстановка?

– Двести двадцать два, – ответил чей-то голос из темноты.

Я невольно вздрогнул: сюрприз!

– Седьмой там?

– Да.

– И как там?

– Молчит. Значит – норма.

– Ладно. Если будет слышно, звякни.

– Понял.

Что именно будет слышно, я не понял, но спрашивать постеснялся. Федя тоже промолчал.

Филин включил мелкий фонарик и быстро экипировался: надел через плечо свою сумку, взял большой фонарь и достал из «бардачка» потрепанный блокнот с ручкой.

– Выводи.

Федя поволок пленника вон из машины.

– Воду прихвати, – это было сказано мне.

Я вспомнил, как мы поливали рухнувшего в шок квадратного грабителя и решил показать, что тоже не лыком шит:

– В смысле, чтоб потом сбрызнуть?

– Там есть чем сбрызнуть. Вода для вас. Пить.

– А мы там долго будем?

– Пятнадцать минут.

– Тогда обойдемся.

– Прихвати, не помешает.

– Ладно...

Я взял воду и вышел.

– За мной.

Мы вышли на дорогу. Филин включил фонарь и, светя себе под ноги, направился вдоль насыпи в противоположную от переезда сторону.

Мы следовали за ним. Пленник пару раз споткнулся – Федя, тащивший его, спросил:

– Может, распаковать? Далеко еще?

– Двадцать метров, – сказал Филин.

И точно, через три десятка шагов мы свернули в невысокий бетонный туннель, убегающий под насыпь.

Дно туннеля было покрыто песком с вкраплениями гальки и засохшим илом. Своды я не видел – Филин светил вниз, но готов поспорить, что они были покрыты застарелыми плесневыми разводами и черным мхом. Запах был такой, словно долгие годы здесь гнили водоросли и крабы, а может, что-то еще и похуже...

Уффф... Жуть-место.

Я не страдаю клаустрофобией, но под сводами этого туннеля на меня внезапно навалилось гнетущее чувство скованности и несвободы: почему-то мне здесь так не понравилось, что захотелось немедля выбежать на воздух и мчаться без оглядки к переезду, к свету, к людям!

Чувство было странное и незнакомое, сродни тому, что порой приходит к нам в детских снах, когда возникает страстное желание как можно быстрее удрать от настигающего тебя неведомого кошмара – а бежать не получается.

Не знаю, чем это объяснить, то ли расшалившимся воображением, то ли просто совокупностью впечатлений... Но если говорить попросту, без пространных философских измышлений, наверное, правильнее всего будет так: в этом гнилом местечке отчетливо ощущалось присутствие Смерти...

Посреди тоннеля, в правой стенке, была ржавая железная дверь.

Филин отстучал по двери незатейливый сигнал и она тотчас же приоткрылась – вопреки ожиданиям, совершенно беззвучно.

– Принимай, – скомандовал Филин, подталкивая пленника к двери.

В проеме возник человек, ухватил Рустама под руку и втащил за дверь. Рассмотреть его я не успел – фонарь светил преимущественно в пол.

– Запрись, не открывай, пока я не скажу. Будешь готов – стукни.

Человек закрыл дверь и негромко лязгнул засовом.

Филин поставил фонарь рядом с дверью, направив луч в противоположную стену, и сообщил:

– Надо кое-что обсудить.

Точно, теперь самое время. Федя – богатырь, но дверь выглядит вполне непрошибаемой.

– Федя, для вас этот пленник очень важен. От результатов его допроса зависит, найдете вы остальных, или нет. Это понятно?

– Не понял... – Федин голос звучал напряженно. – Ты хочешь сказать...

– Федя, я опознал его, – вставил я. – Это он.

– Он? – тихим эхом повторил Федя. – «Он» – в смысле...

– Ну, в общем, один из тех, кто был в парке, – торопливо пояснил я.

– Понятно...