Ксенофоб

Филин включил оба диктофона, уложил их на сумку и скомандовал:

– Приступим...

* * *

Как передать всю полноту Воплощенной Боли в безликом текстовом формате?

«...Седьмой надрезал пленника, вытягивая из него то ли жилы, то ли нервы, то ли звенящие от напряжения струнки человеческой души, закреплял зажимами, дергал, давал нашатырь, спрыскивал распылителем, Филин ровным голосом задавал вопросы, пленник страшно кричал, отвечал на вопросы; если он врал, ему делали больно, если не врал – делали больно, врал во спасение от боли – ему все равно делали больно; в общем, ему все время причиняли боль, только с разной степенью интенсивности...»

Это всего лишь описание механики того безобразного действа, что творилось под закопченными сводами мрачной каморки. Для того чтобы передать все оттенки чувств, расписать в красках эмоции и страсти, отчаянно бьющиеся о бетонные стены, хотя бы в общих чертах перечислить все переживания этих минут – для этого понадобится очень много времени.

Поэтому коротко расскажу только о том, что чувствовал лично я. О своем восприятии происходящего, то ли извращенном, то ли ненамеренно трансформированном под влиянием остроты момента...

Я ошибочно полагал, что у меня прогресс. Да, я даже порадовался, глупый рахит: в том «китайском доме», когда открылась дверь и на пороге возник щетинистый крепыш, НИЧЕГО НЕ ЗАМЕДЛИЛОСЬ. Все, от первой фразы, до падения третьего джигита, было с нормальной скоростью.

Я втуне поздравил себя с первой победой: тихонько, несмело, боясь спугнуть удачу. Наверное, именно это имел ввиду Филин, когда сказал, что ЭТИМ можно научиться управлять.

Увы мне, увы: я заблуждался.

Как только Седьмой сделал первый надрез, мир вокруг меня мгновенно сбавил скорость и сиропно загустел. Еще не успел отзвучать первый вопль пленника, а мой кроличий организм уже открыл все кингстоны и надежно затонул в этом вязком сиропе – проще говоря, привычно впал в ступор.

В этот раз время не просто резиново растягивалось – оно в буквальном смысле остановилось, и даже, как мне показалось, местами текло вспять...

* * *

Кто-то наверняка скажет, что я неврастеник, шизофреник или просто тщедушный слабак, но в какой-то момент я забыл, что передо мной мой кровный враг, которому я желал смерти – забыл напрочь, и впал в противоестественный резонанс с его сущностью, слился с его страдающим естеством в единое целое.

Я бродил вместе с ним по лабиринтам Боли, шарахался от ловушек, установленных в каждом углу в этом страшном измерении пыток и смертных мук, в ужасе жался к липким холодным стенам, осторожно перепрыгивал через ямы с кольями на дне – не всегда удачно, срывался в них, опять лез вверх, метался вместе с его дикими воплями по темным осклизлым норам, ведущим в лучшем случае в никуда – и вновь и вновь пробовал найти тот единственный путь, что выведет нас из этого жуткого места.

Это был ад, и я жил там, мне казалось, что все, что было со мной до этого – не более чем мимолетный сон или глупая сказка, поверить в которую мог только безнадежный душевнобольной.

Я вырос и повзрослел в этом царстве Боли, и наконец-то, когда силы были уже на исходе, я понял его правила и законы.