Справа от двери стоял длинный и худой газовый баллон, еще один баллон валялся слева, вдоль стены. По центру, у противоположной от двери стены, лежал деревянный поддон, слева от него, в углу, был виден объемный туристический рюкзак, а чуть ближе к нам – небольшая канистра и пол-литровый распылитель. Рядом была расстелена тряпка, на которой лежали какие-то невеликие предметы, плохо различимые в темноте.
На поддоне был распят голый пленник. Его вещи валялись справа у стены, неподалеку от лампы. Мешок и скотч с пленника сняли, он смотрел в нашу сторону, выворачивая шею и поднимая голову, насколько позволяли путы.
– Э, мужики! Этот у вас че – немой, что ли? Руками машет, а «метлой» не может!
Кумарная расслабленность прошла, пленник вел себя вполне адекватно.
– Э! Ну я, типа, проникся и все такое. Все, хорош, пошутили – и ладно. Давайте уже договариваться! Че вы, вообще, тут устроили, я не понял?
Голос у него был резкий и хрипловатый, говорил он уверенно, с нарочитой развязностью – в общем старался держаться «по-пацански».
Однако интонация его выдавала. Эта своенравная интонация, не подвластная контролю рассудка, прямо-таки вибрировала от страха и неизвестности. Парень уже понял, что это не розыгрыш и теперь с замиранием сердца ждал, что же с ним будут делать дальше.
А еще он сильно потел. На лице его выступила обильная испарина, тело лоснилось – создавалось такое впечатление, что его смазали маслом. Между тем, в помещении было ничуть не теплее, чем на улице.
Филин поменял световое оформление: керосиновую лампу поставил у стены справа, а на кирпич водрузил свой фонарь и отрегулировал его так, чтобы луч освещал поддон и лежащего на нем пленника. Затем вытащил из угла рюкзак и перенес его к баллону, что торчал в углу справа от входа. Покопавшись в кучке вещей пленника, Филин выудил телефон и вручил его мне:
– Держи. Пока мы будем заниматься, просмотри, что там есть. Только смотри, не звони никому.
– Да, я понял.
Филин придирчиво осмотрел пленного, перевел взгляд на Седьмого и спросил:
– Готов?
– Да, командир, – негромко ответил Седьмой.
Теперь, когда Филин установил свой фонарь, можно было заметить, что Седьмой одет, скажем так, несколько специфично: на нем был застегнутый «под горло» комбинезон с капюшоном, резиновый фартук и медицинские бахилы.
А еще можно было рассмотреть, что это за предметы на тряпице рядом с канистрой. Там были два небольших ножа разной формы, плоскогубцы, несколько хирургических зажимов, пинцет с тонким «носом», рулон ваты и стеклянный флакон с какой-то жидкостью.
Брр... У меня при виде всего этого нехорошо екнуло в желудке.
– Присаживайтесь, – Филин кивнул на баллон, лежавший у левой стены. – Пейте воду, есть желание – курите, если рыгать – вон, угол пустой. Пока не закончим, выходить не надо.
Многообещающее приглашение, не находите?
Заперев дверь на засов, Филин сел на рюкзак и поставил перед собой керосиновую лампу. Потом вынул свой блокнот, склонился над лампой и стал листать его, что-то помечая ручкой.
– Мужики... – напомнил о себе пленник. – Вы кто? От кого вы? Ну хоть предъявите что-нибудь, скажите, что вам надо!
Эта сентенция осталась без внимания: мы сидели молча, Филин продолжал работать с блокнотом, а Седьмой стоял истуканом, повернувшись к поддону спиной и смотрел на командира – ждал указаний.
– Э! – возвысил голос пленник. – Ну вы че такие странные, я не понял?! Ну скажите хоть что-нибудь, поговорите со мной!
– Кстати, насчет «поговорить», – Филин закончил возиться с блокнотом, встал и взял лампу. – Дима, подойди-ка...
Я подошел к поддону – Филин поднес лампу к моему лицу и спросил:
– Узнаешь?
Пленник щурился от света, так что рассмотреть выражение глаз не представлялось возможным – но его лицо, покрытое густой испариной, было похоже на маску отчаяния.
Он узнал меня. Гримаса, невольно исказившая его лицо, была красноречивее любых свидетельских показаний и самых веских улик. Надо было что-то отвечать, а он не мог: оторопел, пересохло в горле, ступор навалился – в общем не знаю, что там было, но на какое-то мгновение он просто лишился дара речи.
Если бы я зашел утром в родную ванну и увидел в раковине королевскую кобру, я бы, наверное, вел себя примерно так же. Очень, знаете ли, неожиданное явление – и не просто странное, а прямо-таки фатальное...
– Виновен, – удовлетворенно буркнул Филин. – Без вариантов.
– Э... – хрипло выдавил пленник и закашлялся, прочищая горло. – Э!!! Кто виновен, я не понял?! Ребята – вы все попутали!
Филин вернулся в исходное положение: сел на рюкзак, лампу поставил перед собой. Затем он снял свою сумку, уложил на пол, справа от себя и достал из нее два диктофона.
– Рустам, надо немного потерпеть, – обратился Филин к пленнику. – Будет больно – но недолго. Твоя задача: говорить правду. Чем меньше ты будешь врать, тем быстрее все кончится.
Седьмой взял один из ножей, склонился на пленником и вопросительно посмотрел на Филина.
– Э, ну все, все – я все понял! – тонко крикнул пленник срывающимся от ужаса голосом. – Вы спросите сначала – я и так все расскажу!!!