Ксеркс

   - Тихо, тихо, — приказал Ликон, не снимая тяжёлой длани с плеча афинянина. — Я могу и поспешить, но твоё упрямство мешает этому. Повторяю, ты воистину нужен, чтобы Мардоний мог завершить завоевание Эллады. И не зови персов неблагодарными... Разве тебе не хочется стать тираном Афин, находящимся в небольшой вассальной зависимости от царя?

   - Я уже слышал это предложение.

   - И очень жаль, что не поторопился с согласием. Гермес редко посылает подобную возможность дважды. Я надеялся видеть в тебе своего «царственного брата», когда стану подобным образом владыкой Лакедемона. Однако твой отказ ничего не решает.

   - Я уже сказал. Делай что хочешь.

   - Тогда скажу тебе одно только слово: «Эгис».

На мгновение Ликон дрогнул. Ему показалось, что имя это поразило его собеседника на месте. Демарат пал на каменные плиты, словно сражённый стрелой, попавшей в самое сердце.

   - Эй! Эй! Добрый друг! — воскликнул спартанец, поднимая афинянина с чувством, к которому примешивалась, пожалуй, даже симпатия. — Я не знал, что в мою руку попал один из перунов Зевса.

Афинянин сел, спрятав лицо в ладонях. Общаясь со спартанцем, он предполагал, что сумел скрыть всё сделанное с Главконом. Ликон мог подозревать что угодно, однако Демарат полагал, что все доказательства находятся и его распоряжении. Лишь один человек, Эгис, мог откупорить бочонок позора, и имя его прозвучало как гром среди ясного неба.

   - Я слышал, что Эгис погиб при Артемизии. — Ликон едва разобрал шёпот внезапно охрипшего собеседника.

   - Филотатэ, он был ранен, попал в плен — в Фивы. И там мои друзья обнаружили, что ему известна одна очень примечательная — и выгодная для меня — история. А недавно он перебрался в Спарту.

   - И что же он успел налгать?

   - Дорогой мой друг, язык не может назвать его речи выдумками — так похожи они на родных детей Алетейи-Истины. Впрочем, выдумки его довольно забавны: выходит, например, что именно ты помог некоему киприоту бежать из Афин. Ещё он говорил, что получил от тебя письмо, которое по твоему же слову подбросил в сапог отправленного Главконом посланца, и о твоих беседах с Лампаксо... Кстати, и о необыкновенном искусстве, с которым ты подделываешь печати и почерки.

   - Низкая свинья! Кто поверит ему?

   - Человек этот действительно не из благородных, Демарат, но свиньёй его не назовёшь. Рассказы его складываются в весьма последовательную картину. Кроме него на суде может выступить Лампаксо, да и твой слуга Биас в состоянии сказать кое-что интересное.

   - Только если я дам своё согласие.

   - И когда же это хозяин отказывался разрешить своему рабу выступить со свидетельством в суде, если только он не хотел решить дело в чужую пользу? Нет, макайре, день, когда Фемистокл вызовет тебя в суд, не доставит тебе никакой радости.

Демарат поёжился. Весеннее солнце ласково пригревало, однако ему было холодно. Он сумел бы опровергнуть простое обвинение в измене, если к нему будет благосклонна удача. Но оказаться разоблачённым перед всей Элладой в качестве человека, погубившего лучшего друга, притом выдумкой, достойной сразу Тантала, Сизифа и Иксиона... Что удивляться тому, что ноги вдруг отказали ему? Как мог он не учесть, что Эгис может попасть в руки Ликона? Почему поверил лживой вести, пришедшей от Артемизии? И хуже всего — хуже воплей, с которыми люди будут рвать его тело на части, не дожидаясь, пока подействует цикута, — была мысль о Гермионе. Сейчас она ненавидит его. И, если он сядет на дарованный Ксерксом трон, подозрения её сразу превратятся в уверенность. Всё погибло, и жизнь, и любовь, впереди лишь клеймо измен ника.

Ликону хватило здравого смысла помолчать, дожидаясь, пока предыдущие слова его произведут своё действие. Он был уверен в себе, и не без оснований. Наконец Демарат поглядел на него.

   - Спартанец! Я — твой раб. Если бы ты купил меня за десять мин и получил расписку, я не мог бы надёжнее оказаться в твоей власти. Чего ты хочешь?

Ликон ответил, старательно подбирая слова:

   - Ты должен послужить Персии. Не однажды, а всю свою жизнь. Взамен получишь обещанное — власть над Афинами.

   - Ни слова более, — простонал оратор. — Что ты намереваешься сделать?

   - Аристид скоро отправится в Спарту, чтобы решительно потребовать выступления лакедемонян против Мардония. Я постараюсь, чтобы посольство его завершилось успехом. В Беотии состоится великая битва. И мы можем добиться того, чтобы Мардоний одержал такую победу, что всякое сопротивление персам сделалось бы невозможным.

   - И какова будет моя роль в этом деле?