Ксерокопия Египта

— Вы так и не научились правильно понимать слова, — выдохнул жрец и хотел добавить «а еще пытались научить меня», но все же удержался. — Вы все равно не поймете, что он будет просить. К тому же, я не хочу делать из вас уж совсем мальчиков на побегушках. Просто идите.

Толстый и тонкий посмотрели на Эфу с Икором. Девушка махнула рукой, а бывший страж Фараона просто нахмурил брови.

У Хоя дернулся глаз.

Толстый и тонкий откланялись и пропали в шепчущихся о чем-то нехорошем тенях.

— Икор, я думаю наш гость будет не против посмотреть зал Эфы. Если она сама, конечно, не против.

— Только если он не застрянет там надолго, — пожала девушка плечами.

— Ни в коем разе! — Психовский снял несуществующую шляпу и поклонился, только после сообразив, что это было не к месту. Эфа все равно не поняла. — Буду только рад. Кстати, если кто-нибудь расскажет мне про лампочки…

— Думаю, с этим справится Икор. А мы пока… продолжим приготовления.

— Но вы же сами сказали, что не знаете, зачем проснулись, — профессор решил сыграть в журналиста и задать провокационный вопрос.

— Но мы догадываемся и более чем уверены, но не можем сказать наверняка, — высунула язычок девушка.

— В конце концов, господин Психовский, это наша работа. И мы в любом случае должны быть к ней готовы.

Рахат плутал по темным коридорам, как удильщик в морской пучине, только вот вместо фонарика на голове у турагента торчала феска — которая, увы, не светилась. Одна навязчивая мысль все это время терзала голову: зачем было строить такие коридоры, в которых запросто можно заблудиться. Хоть Рахат и признавал, что некоторые торговые центры и магазины мебели путают похлеще древних гробниц, но там-то все это сделано специально, а на полу есть стрелки, которые всегда подскажут, куда выйти.

Здесь же никакого намека на стрелки не было.

— И они даже не додумались вкрутить сюда свои древние лампочки! Тут же ничего не видно! — пробубнил он себе под нос, потому что ходить молча турагенту надоело.

Звук отозвался — то ли отскочил от стенки коридора, то ли затерялся в этом лабиринте, но искаженным бумерангом вернулся обратно.

Рахат похолодел и остановился. И только потом сообразил, что лучше наоборот прибавить шагу.

Турагент решил мыслить логически и задал себе один единственный вопрос — для чего вообще строят подвалы? В голову ему пришло три варианта ответа, один из которых уж точно должен был принести джекпот в игре самим с собой. Первое — чтобы хранить продукты в холоде. Этот вариант отпадал сразу, потому ни одного сосуда турагент не видел — только стены и разрисованные стены. Вторая догадка — подвал нужен для того, чтобы поместить туда все, что не влезло в дом. Ну, например, стиральную машину или бельевую корзину. И этот вариант тоже оказывался неверным, потому что коридоры были пустыми, без намеков на какие-то древние агрегаты.

Ну и последний вариант — чтобы прятать вещи, которые никто не должен увидеть.

Эта догадка ударила по гонгу сознания Рахата, и мысли задребезжали.

— Ау! — выпалил турагент, не удержавшись.

Этот звук пробежал марафон по темным коридорам и вернулся в искаженном варианте.

Тут Рахату действительно стало не по себе. Он почувствовал чей-то взгляд на своей спине, разнервничался, глубоко вдохнул воздух, который отдавал чем-то едко-противным, и закашлялся.

И уже после осознал свою ошибку.

Турагенту почудилось, что кто-то уже задышал ему в спину. И зарычал.

Но Рахат был стреляным воробьем, смотревшим некоторые фильмы ужасов — и знал, что оборачиваться точно не нужно. Поэтому турагент прибавил шагу и пошел вперед.

Но посмотри ты хоть всю коллекцию мирового кино ужасов, оказавшись в реальной ситуации любопытство все равно победит — чтобы хотя бы узнать, от кого тебе придется бежать со всех ног.

И Рахат обернулся.

А потом его усы чуть не поменялись местами с бровями.

Из целующегося мрака на турагента глядели два желтых глаза, в которых словно бы бурлила расплавленная магма. Вперед, еле-заметная при отсутствии света, торчала вытянутая морда с острыми зубами — а на песок капала слюна, оставляя влажные пятна.

Амат неподвижно изучала свою добычу, принюхиваясь к запаху свежего сердца, и фигура существа слишком уж отчетливо виднелась сквозь мрак.

Рахат сделал два шага назад — тварь не двигалась.

Дыхание турагента участилось, и как он не пытался приглушить его, оно становилось все громче и громче.

Вместе с ним росла громкость рыка Амат.

А когда Рахат побежал — тварь оперлась о мощные львиные лапы и прыгнула, как взбешенный цирковой зверь. И аэродинамика существа была какой-то уж слишком идеальной.

Песок чувствует каждое прикосновение, каждый шаг, но не осознает этого просто потому, что у него нет ни сознания, ни нервной системы — иначе это было бы истинной мукой, особенно, когда по барханам едут машины, когда на них выливаются отходы, строятся нефтяные вышки…