Кстати о любви (СИ)

устроить. Не моя вина, что ты палец о палец не желаешь ударить, чтобы

мне помочь.

- Оля. Оля! О-ля!!! – Лукин навис над женой. – Опомнись! Тебе свет клином

сошелся? Что ты творишь?

- Я творю? – ее четко прорисованные брови изумленно изогнулись, а из

груди вырвался нервный смешок. – По-моему, это ты меня слышать не

хочешь. Признай, тебе попросту плевать на мои желания и цели. Для

полного счастья осталось запереть меня с ребенком в доме, как в крепости, и чтобы не вякала!

- Прекрасно! Я тебя услышал, дорогая. И уж прости, не вижу ничего плохого

в том, что жена и ребенок для меня важнее какой-то там заокеанской

звезды.

- Да начхать тебе на меня! – воинственно выкрикнула Оля, вскакивая с

кресла и оказавшись с мужем лицом к лицу. – Тебе удобно! Я тебе удобна!

И пока я не шла поперек твоего слова и действовала сообразно твоему

видению журнала, все было хорошо! Но как только это изменилось, так у

Оли с головой не все в порядке!

- Может, гормоны бушуют, - буркнул Лукин. – Я не врач.

- Гормоны?!

- В следующий раз почитай не про полезность вина, а о насущном.

- Я думала, что мы с тобой понимаем друг друга! Что ты меня чувствуешь, а

я чувствую тебя! А на поверку – чужие люди, да?

- Раздумья украшают женщину, если помнишь.

- Сволочь ты, Егоша, - всхлипнула Оля. Поставила бокал на подлокотник

кресла и прошла мимо мужа в ванную. Сомнений в том, что там она

собралась рыдать, давя на его жалость, не оставалось.

Сам Егор себя сволочью не считал. Да, не должен был орать. Но он не

греческий небожитель, чтобы обладать олимпийским спокойствием, когда

жена расставляет приоритеты сообразно собственным капризам, а не

объективным событиям. Он ей о ребенке, а она ему об Озерецком.

Абсурдность ситуации достигла абсолютного значения.

И чтобы не накрутить себя до настоящего скандала, Лукин не пошел

следом за Ольгой, а направился в спальню. В надежде, что утро вечера

мудренее. Супруга присоединилась к нему только минут через сорок.

Вошла в комнату, уже переодетая ко сну в легкую шелковую бледно-лиловую пижамку, в которой выглядела потрясающе сексуальной.

Устроилась на самом краю постели, выключила бра со своей стороны и

чуть охрипшим голосом проговорила:

- Я намерена увольняться. Серьезно.

Ответом на другом краю кровати была тишина. Оля негромко всхлипнула и

повернулась набок. Матрац под ней скрипнул и замолчал.

Глава 7

У Лукина был шанс оценить соблазнительный вид супруги на следующее

утро, если бы он не был озабочен другим.

- Мы опаздываем, - сказал он, входя на кухню.

Оля наряда не сменила. Сидела на высоком стуле за барной стойкой, подогнув одну ногу. На столешницу была вывалена косметика, а сама

Залужная, уставившись в зеркальце, увлеченно подводила карандашом

левый глаз.

- Ты опаздываешь, - ровно проговорила она. – У меня гормоны, токсикоз, и

я остаюсь дома.

С тем Лукин и уехал.

Нормально работать не получалось. Вместо этого думал об обиженной

беременной жене, оставшейся дома. Узнавал у Таи – Ольга так и не

приехала в редакцию. Часа через полтора Егор позвонил сам. Но абонент

оказался вне зоны доступа. Удивленному изучению трубки помешал

Валера, вкатившийся в кабинет Лукина с самым довольным выражением

лица.

- Меня жена назад домой взяла! – торжественно объявил он с порога.

- Поздравляю, - хмуро сказал Егор.

- Одним «поздравляю» не отделаешься! – Щербицкий прошел к столу и

уселся напротив Лукина. – Выпить че есть? Ай, черт, бросил… Короче, я в

гостинице был, чемодан собирал – ну ты помнишь про Грузию? Развеяться, отдохнуть, начать работу над моей рубрикой… И тут звонят мне с

ресепшена: «К вам пришли». А кто ко мне может прийти, а? Ну, кроме

Аровина, но этот придурок только бухать горазд.

- Вот так сама пришла?

- Это ж Алка! Ей что? Много надо, чтобы прийти? Типа ты Алку не знаешь!

Завалилась в номер, масштабы сборов оценила и одной репликой

обломала мне Грузию. Знаешь, какая реплика была?

- Ну?

- «Раз чемодан собрал, то домой поехали». Каково, а? Драматургия на

уровне Чехова!

- На уровне, - подтвердил Егор.

- А я чё? Дурак – сопротивляться? Взял чемодан и говорю: «Поехали!»

Короче, помирились мы, Лукин! – Щербицкий радостно засмеялся и

удовлетворенно откинулся на спинку стула.

- О работе думать в состоянии?

- Да я сейчас о чем хочешь думать могу. Я книжку придумал, Егор! Он будет

капитаном дальнего плавания. А она – дочкой владельца его корабля. И

вот он всегда будет плавать, а она всегда будет ждать. Отец, конечно, против. Потом война начнется, он уйдет в военный флот… Его ранят, выхаживать будет какая-нибудь баба левая. Он на ней женится. Пройдут

годы… Блин, по-бабски как-то, да?

- Пиши под псевдонимом, - усмехнулся Лукин.

- Думаешь?

- Уверен. Что с колонкой, беллетрист?

- Говорю же! Я два очерка написал, вот принес! Читать будешь?

- Потом. Ты оставь.

- Ага… слушай, а как тебе псевдоним типа… Валерия Фишер, а? Мне

пойдет?

- Ты просто вылитая Валерия Фишер, - расхохотался Егор. – Учти, эксклюзив – наш!

- Да это все Алка… - Валера замолчал и, кажется, задумался. А потом

сокрушенно выдал: - Слушай, ну я дебил, да? Не было же у нее ничего с

тем музыкантом, вот чего это я?

- Кто тебя, Щербицкий, разберет.