В этот же день я и Лисименко обедали в институтской столовой. Неподалеку от нас за отдельным столом сидел тот самый генерал-лейтенант, который несколько часов назад так нелюбезно общался с нами в кабинете Ивана Дмитриевича. От него мы уже знали, что это был В. Шатилов. Он сидел в рубашке, а снятый с плеч китель висел на спинке стула. Заметив это, присевший с товарищем за наш стол И. Климов чуть повел глазами в сторону Шатилова и шутливо сказал: «Еще сутки до открытия совещания, а генерал уже вспотел. Нелегко ему будет на встрече с участниками боев».
«Если хотите в историю…»
Легко-нелегко, а перед совещанием генерал действительно без дела не сидел. Для Минина и Лисименко это стало очевидным вечером накануне совещания. Снова обращусь к рассказу М. П. Минина: «Мы с Маковым беседовали в нашем гостиничном номере, когда в дверь совершенно неожиданно постучали. Это были А. Берест и М. Бондарь. Даже не присев, А. Берест скороговоркой, словно торопясь побыстрее избавиться от неприятной миссии, заявил: „Если вы хотите войти в историю, то рекомендую вам поддержать нашу точку зрения. Сегодня представители 150-й дивизии вместе с В. М. Шатиловым твердо договорились отстаивать на совещании время взятия Рейхстага – 30.04.45 г. в 14 часов 25 минут“. Я решительно возразил Бересту и потребовал от него немедленно покинуть номер… »
Судя по дальнейшему описанию Минина, только тогда до Береста дошло, какую малопривлекательную роль ему отвели, видимо, пообещав от начальства «личный пропуск в историю». Потому что внушительных габаритов гость вдруг как-то скукожился, стал извиняться и просить разрешить ему остаться для товарищеской беседы.
Бондаря в этой ситуации, похоже, ничего не смущало. Он спокойно наблюдал за тем, как бесславно проваливал свою переговорную миссию Берест. А когда страсти поутихли, не торопясь, приступил к выполнению собственного задания. Тем более что повод для вступления дал ему сам Минин, спросив:
– Помните вы тот момент, когда ночью 1 мая вас с двумя добровольцами, у одного из которых было в руках знамя, провели на крышу Рейхстага? Там еще тогда по вашему приказу это знамя приспособили у задней ноги бронзового коня – была там такая скульптура над главным входом?
Бондарь живо откликнулся: да, дескать, очень хорошо этот эпизод помнит. Единственно, что запамятовал, кто это тогда его с товарищами на крышу провел. «Так это я и показывал вам дорогу», – ответил Минин, напомнив, как они сначала с чердака лезли до слухового окна по гигантской пластинчатой цепи, а затем через окно выбрались на крышу. В заключение Минин спросил: «Можете вы подтвердить этот факт на совещании, если будете выступать?»
«Конечно, обязательно!» – заверил Бондарь. Но тут же дал понять, что не совсем безвозмездно, попросив Минина рассказать, с чем тот собирается назавтра выступать. Минин, не считая нужным что-либо скрывать, протянул собеседнику машинописный вариант текста. Бондарь внимательно его изучил. Но свои суждения по содержанию высказывать не стал. А только выразил сожаление, что в тексте ничего не упоминается о том, как добровольцы его штурмовой группы помогали маковцам высадить дверь главного входа в Рейхстаг. Минин ничего такого не помнил, но, поверив Бондарю на слово, тут же этот непроверенный факт вписал в свой текст.
Дебютное осложнение
На самом деле Бондарь в тот вечер «одним выстрелом убил двух зайцев»: он и свое «историческое штурмовое участие» в выступлении потенциального оппонента застолбил, и разведывательное задание «группы представителей» выполнил.
В «группу», как это стало очевидным в процессе работы совещания, кроме самого Шатилова и двух «посланцев», вошли Ф. Зинченко, И. Съянов, К. Гусев и П. Щербина.
Вот такой дружной командой они и собирались на следующий день выступать с трибуны. Вслед за Шатиловым, конечно. Судя по тому, что генерал первым записался для выступления, он намеревался сразу же вступить в бой, перехватить инициативу, застолбить в сознании присутствующих свое видение событий, которое далее уже закрепляли бы в своих выступлениях «правильно оценивающие действительность» участники штурма.
Однако накладки для них начались уже с момента регистрации участников и записи выступающих. Потому что на первом же утреннем заседании в конференц-зале появились такие свидетели, на которых не только Шатилов, но и присутствующие рангом повыше надавить не могли. Это были два генерал-лейтенанта: полностью реабилитированный по политическим обвинениям и возвращенный в Вооруженные Силы бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта К. Телегин и бывший командир 26-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии П. Фирсов (его соединение наступало на Рейхстаг с востока и в конце первой декады мая меняло 3-ю ударную в этом районе).