Кто бы мог подумать? А если это любовь, то…

Экипаж Кристиана зашёл в спокойные воды протоки следом за Андреем. Потом появился экипаж Олега. Ещё через полчаса в протоку выгреб Сергей. Последней лодки под руководством Сашки видно не было. Прождав ещё полчаса, Андрей с ребятами вернулись по скалистому берегу назад, чтобы посмотреть, не случилось ли беды с последним экипажем. Дойдя уже до поворота протоки в реку, они увидели последнюю лодку, за вёслами которой сидела… Галя.

– Однако! – протянул озадаченно Фёдор.

Уже когда пятая лодка благополучно присоединилась к остальным, Галя со смехом сама рассказала их перипетии с выходом на большую воду. Оказывается, им трижды пришлось возвращаться, чтобы, наконец, найти удобную рассадку экипажа. Сначала Галя с Костяном сидела на корме. Когда они выдвинулись в реку и на них обрушился первый шквал ветра и воды, их лодка задрала нос, как катер. Но мотора-то у них не было, а вёсла едва доставали до воды, так что грести не было никакой возможности. Они вернулись, пересадили Галю на нос, опять сунулись на большую воду. Теперь их лодка клевала носом и крутилась вокруг своей оси. Тогда они ещё раз вернулись и вынуждены были усадить Галю в середину лодки, то есть на вёсла. Лодка была устойчива, но Галя никак не могла поймать волну, всё время загребая воздух. Помогла песня. Галя от отчаяния запела: «Э-эй, ухнем! Э-эй, ухнем! Ещё разик! Е-ещё раз!» Песню подхватил Сашок, и Галя чудесным образом стала попадать вёслами в воду. Так они и дошли!

Погода окончательно испортилась. Начал накрапывать мелкий дождик. Андрей остановил движение у первого же подвернувшегося места, где можно было высадиться и привязать лодки.

Они едва успели установить палатки и растащить вещи, как дождь припустился в полную силу. Тент над костром, из которого девчонки сооружали душ на днёвке, натягивали уже под ливнем. Ребята одели плащ-палатки, натянули сапоги и ушли за дровами, а неэкипированные иностранцы разводили костёр под тентом, таскали воду из реки, а потом пилили и кололи дрова.

Всех удивила Люда. Она, оказывается, с утра замочила в котелке горох для супа, и умудрилась не расплескать его в болтанке перехода по большой воде.

У костра посидели не долго. Погреть у него можно было только одну половину тела. Так что, когда лицо расплавлялось от жара, мёрзла спина, а когда народ разворачивался, чтобы погреть спину, тут же отмерзали руки и нос. Андрей проследил, чтобы все выпили по полстакана водки, «для профилактики простуды», как он сказал, и распорядился разойтись по палаткам.

Единственное, что записал Грегер в своём дневнике о сегодняшнем дне, это были восторги по поводу Людиного супа. Дождь уютно барабанил по палатке. Спальник был сухой и теплый. Водка приятно грела изнутри. И Грегер заснул сном младенца.

Кристиан тоже быстро уснул. Сегодняшний день прошёл для него легче, чем все предыдущие дни похода. Всё-таки, он принял правильное решение об игнорировании Ксюши. Это было трудно, стараться не замечать её, не смотреть в её сторону, когда она была так рядом, но получалось же? А завтра будет получаться ещё проще!

Ксюшина душа была в раздрае. В Андрее она разочаровалась. Кристиан сам к ней охладел. И что же ей теперь прикажете делать? Только когда простенькая мысль, что она никому не обязана возвращаться из похода с великой любовью в сердце, и отправилась она сюда не за новым возлюбленным, а за свежими впечатлениями, а их тут хватает сполна, дошла до её сознания, она спокойно уснула.

²⁴ – И раз! … И раз! … Правым! … Оба! … И раз! … И раз! …

18

Благодать! Кругом была благодать! Грегер не раз встречал это слово в русской литературе, примерно понимал, что оно означает, но весь его глубинный смысл прочувствовал только сегодня, здесь и сейчас.

Утро было такое солнечное, теплое, на небе ни облачка, не то, чтобы тучи. Даже не верилось, что вчера хлестал холодный колючий дождь и трепал палатки злой ветер. Кругом стояла звенящая тишина, только размеренный плеск вёсел и далёкий щебет птиц. Солнышко было такое ласковое, что хотелось поднять к нему лицо и закрыть глаза. Но тогда начинала кружиться голова, и можно было запросто свалиться с лодки. А ещё Грегеру казалось, что гладь протоки выпуклая, как стеклянная линза. Он несколько раз мотал головой, закрывал и открывал глаза, но наваждение не исчезало. Вот оно, подтверждение того, что земля круглая.

Кристиан, видимо, тоже чувствовал окружающую благодать, потому что выглядел умиротворённым. Это слово тоже было знакомо Грегеру по литературе. У-ми-рот-во-рён-ный, значит, в согласии с самим собой, в гармонии с природой, в мире с окружающим. Ни слова «благодать», ни слова «умиротворённый» не было в датском языке, а их аналоги были слишком бледной копией того состояния, которое ими описывалось русским языком. «Слишком красивый язык для варваров и агрессоров», – впервые озадачился несоответствием Грегер.

Кристиан, действительно, сегодня в первый раз за поход не был занят ни мыслями о Ксюше, ни погружён в себя. Он тоже заметил окружающую красоту и тишину, а между плесканием вёсел расслышал даже тоненькое журчание воды.