«Кто, что я» Толстой в своих дневниках

В одном из таких рассказов, «Хозяин и работник», опубликованном в 1895 году, Толстой вновь обратился к гегелевской парадигме Господина и Раба. Как и другие народные рассказы, «Хозяин и работник» излагает историю из крестьянского быта, снабженную нравоучительным содержанием, но это не все.

Главные герои рассказа - это жадный купец Василий Андреич Брехунов, работник из крестьян Никита и лошадь по кличке Мухортый. Василий Андреич, будучи уверен, что он благодетельствует Никите, эксплуатирует и обманывает работника, а Никита, хорошо это понимая, знает, что надо жить и, пока нет другого места, брать что дают. Был зимний день, на другой день после праздника Николы. Хозяин, одержимый желанием выгодной покупки леса, решил ехать совершать сделку, несмотря на начинавшуюся метель. Работнику Никите не хотелось ехать, «но он уже давно привык не иметь своей воли и служить другим», и, запрягая лошадь, он разъяснил свое поведение Мухортому («говорил он с лошадью совершенно так, как говорят с понимающими слова существами») (29: 5), (Отношения работника и лошади явно противопоставляются отношениям хозяина и работника.) И вот, движимые жадностью и произволом хозяина, подчинением понимающего ситуацию работника и преданностью умной лошади, Василий Андреич, Никита и Мухортый попадают в страшную метель.

После многих часов блуждания в снегу (и многих страниц прекрасной прозы, достойной автора «Войны и мира») хозяин решает покинуть работника. Он садится верхом на лошадь и едет один в метель в поисках спасения. Лошадь, хотя и с трудом, покорно идет, куда ее посылают. Работник между тем, оставшись один, ложится в сани на место хозяина и спокойно ждет смерти. Мысль о том, что он должен умереть, не кажется ему страшной - и потому, что «вся его жизнь была неперестающей службой, от которой он начинал уставать», и потому, «что, кроме тех хозяев, как Василий Андреич, которым он служил здесь, он чувствовал себя всегда в этой жизни в зависимости от главного хозяина, того, который послал его в эту жизнь <...>» (29: 36). «Батюшка, отец небесный!» - говорит он, - «и сознание того, что он не один, а кто-то слышит его и не оставит, успокоило его. <.> Умирал он или засыпал - он не знал, но чувствовал себя одинаково готовым на то и на другое» (29: 37). Между тем жадный хозяин гонит лошадь сквозь апокалиптический пейзаж. (Характерная деталь, что вид мучимой ветром травы чернобыльник заставляет его содрогаться - чернобыльник, или полынь, встречается в Откровении Иоанна.) Так он блуждает, пока лошадь не приводит его назад к оставленным саням и замерзающему работнику. «Чую, смерть моя. прости, Христа ради.» - говорит Никита хозяину (29: 41). Хозяин с полминуты стоит молча и неподвижно и вдруг ложится на работника, покрывая его своей шубой и своим телом - страх покидает его, и, согревая работника, он чувствует «не испытанную еще никогда радость». Проходит время. Василий спит и во сне слышит зов того, кто велел ему лечь на Никиту и кто пришел за ним. «И он просыпается, но просыпается уже не тем, кем заснул» (29: 43). Хозяин понимает, что это смерть, и нисколько не огорчается этим:

И он вспоминает, что Никита лежит под ним и что он угрелся и жив, и ему кажется, что он - Никита, а Никита - он, и что жизнь его не в нем самом, а в Никите. «Жив Никита, значит, жив и я», - с торжеством говорит он себе (29: 44).

Итак, хозяин умирает, отдав жизнь, чтобы спасти работника. Лошадь тоже умирает - стоя. Через двадцать лет умирает и переживший метель работник, или уже «по-настоящему переходит из этой наскучившей ему жизни в <.> иную жизнь» (29: 46). Рассказ заканчивается обращением к читателю: «Лучше или хуже ему там, где он, после этой настоящей смерти, проснулся? разочаровался ли он или нашел там то самое, что ожидал? - мы все скоро узнаем» (Там же).

Как и планировал Толстой, рассказ получил широкую известность. Опубликованный одновременно в толстом журнале «Северный вестник» и в «Посреднике», в первые дни после своего появления он был перепечатан в целом ряде газет.

Павел Бирюков полагал, что у рассказа имеется биографический подтекст, а именно эпизод из жизни автора зимой 1892/93 года, во время голода, когда Толстой был занят организацией помощи голодающим крестьянам. Однажды возле деревни Бегичевка Рязанской области Толстой заблудился в метель и был спасен от смерти одним из своих сотрудников (29: 375)Щ2.1. Но это не все: написанный (как и другие народные рассказы Толстого) в форме притчи, этот рассказ приглашает читателя к аллегорическому истолкованию.

Топос метели хорошо разработан в русской литературе, включая знаменитый эпизод из «Капитанской дочки» Пушкина и ранний рассказ самого Толстого «Метель». Толстой уже обращался к этому топосу в трактате «В чем моя вера?» (1883-1884), где положение человека, заблудившегося в метель («Я заблудился в снежную метель <.>») и ищущего помощи от другого, служит аллегорией поисков веры (23: 400).