Кто, если не ты?

И вот они стояли, окруженные орущей, гогочущей сворой, и кроме Слайковского и Тюлькина Клим припомнил двух или трех типов, которых заметил вчера в школе, и среди них — парня с лошадиные оскалом. Он смачно матерился, ухватив Игоря за плечо. Игорь стряхнул его руку и повернулся к Шутову:

— В чем дело, джентльмены? Это вы назначили нам свидание у фонтана?

Игорь был весь в снегу: когда на них наскочили, ему дали подножку, он бултыхнулся в сугроб.

Кто-то рассмеялся. Слайковский потешаясь, выкрикнул:

— А они думали, здесь их Кирка ждет! Вот умора!

— Чернышеву не трогать, сволочь,— глухо сказал Клим и качнулся к Слайковскому.

Но Слайковский уже юркнул за чьи-то спины, а Шутов дернул Клима за рукав:

— Ша, головастик... Мы не на комсомольском собрании...

Он стоял перед Климом — в распахнутой канадской куртке с отброшенным назад капюшоном и улыбался. На расстоянии в ширину ладони Клим видел перед собой его узкое, удлиненное лицо с низким лбом, перечеркнутым косой челкой. Все тело Клима пронизала зябкая дрожь. Он сказал:

— Чего вам от нас надо?

— Поучить вас... немного... захотелось...— с расстановочкой, по слогам, процедил Шутов.—То вы других учите, а сегодня... наш черед...

Клим посмотрел на Игоря, на Мишку, который молчал, уткнув нос в воротник, и в своих очках с толстой оправой походил на унылого филина; посмотрел на обступившую их шайку — и почувствовал, что положение безнадежно, что терять уже нечего, и от этой мысли ему сделалось не страшно, а даже почти весело.

— Что ж, начинайте,— сказал он,— учите. Вас тут собралась целая академия.

— А ты не очень...— сказал Шутов.— Ты не очень радуйся, Бугров. Как бы плакать не пришлось, когда вас отсюда понесут в белых тапочках.

— Ну нет,— сказал Клим.— Этого ты напрасно боишься. Плакать мы не будем, и белые тапочки вам оставим: все-таки — обувь, товар дефицитный...

К нему сунулся вертлявый парень с накрученным вокруг шеи толстым шарфом.

— Ну Шутик,— взмолился он, приплясывая, как на горячих углях,— ну, друг ты мне или портянка? Ну, дай я ему хоть разок смажу по рылу!..

— Цыц! — крикнул Шутов.— Кто здесь председатель?

Вертлявый отскочил.

«Чего он тянет?» — подумал Клим,

Казалось, все только и ждали знака Шутова, но Шутов не спешил. Сунув руки в карманы, он отступил от Клима на шаг и уперся в него неподвижным тяжелым взглядом, как бы что-то соображая и примериваясь.

С ветки развесистого дерева — граба или молодой акации,— под которым они стояли, сорвался ком снега, упал Климу на грудь, зацепив щеку. Клим чувствовал, как на щеке, под виском, щекотно тает снежинка, ему хотелось растереть ее рукой, но он не мог шевельнуться.

Вот сейчас... Вот сейчас он ударит...— Клим напрягся и стиснул потные кулаки.

Шутов сказал, медленно выжимая слова:

— Интересно мне знать, Бугров, чего ты добиваешься?

— Чего... добиваюсь?

— Да, чего? Чего ты везде суешься, куда тебя не просят? Или ты славы ищешь?.. Героем заделаться?.. Чего ты добиваешься, Бугров?..

— Куда уж мне героем,— сказал Клим, несколько удивленный и даже польщенный вопросами Шутова, — Куда уж мне героем... А добиваюсь я, чтобы подлецов поменьше на свете было. Только и всего.

— Та-ак,— протянул Шутов, помолчав.— А ты каких же подлецов имеешь в виду?

— Да хотя бы вроде тебя,— сказал Клим.

Он услышал, как в зловещей тишине под ногами Шутова заскрипел снег.

— Ты что же, один думаешь со всеми сладить?..

— Не один.

— А кто еще с тобой — эти, что ли? — Шутов мотнул головой туда, где стояли Турбинин и Гольцман.— Втроем вы весь свет переделать на свой лад хотите?

— Нет,— сказал Клим.— Нас много.

— Много?.. Не вижу...— Шутов просыпал сквозь зубы короткий смешок.— Или я слепой, может, как ты считаешь?..

Клим промолчал. И снова подумал, что Мишка оказался прав, надо было прихватить с собой ребят, а теперь на каждого приходится двое, двое и еще какая-то дробь.

— Кончай, Шут! — зашумели вокруг. — Что с ними, до утра волынить?

— Ша, подонки,— цыкнул Шутов.— Мне, может, не с вами, а с умным человеком поговорить приятно!

И, повернувшись к Климу, снова с головы до носков ботинок окинул его насмешливым, оценивающим взглядом.

— А что, Бугров, ты хоть раз в жизни дрался?

— Нет,— сказал Клим, разворачивая грудь и выпрямляясь.— Но это неважно.

— Как же неважно,— сказал Шутов — Как же так — неважно. Ты ведь с подлецами воевать собрался?.. Или ты им лекции про мораль читать станешь, головастик?

— Лекции не лекции,— сказал Клим, — а кулаком новую душу не вставишь.

— А ты что про душу заговорил? — сказал-Шутов.— Или ты в бога веришь?

— Я в человека верю, — сказал Клим.

— В человека? — сказал Шутов. —Ишь ты, головастик, слов каких нахватался...

Клим и сам почувствовал, как смешно тянуть дальше эту канитель, но не успел ответить, чтобы разом положить ей конец — его слух резанул громкий, какой-то захлебывающийся смех Шутова, неожиданно прозвучавший в оцепенелом воздухе. Его сначала поддержали несколько голосов, но потом они смолкли, а Шутов все смеялся — одиноким, безудержным, похожим на всхлипы смехом, и Клим с изумлением и испугом смотрел на его странно раскачивающуюся, хохочущую фигуру.