Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба»

Далее Гроссман говорил об изменениях в жизни страны после 1953 года и ХХ съезде партии, как величайшем и светлом событии в нашей жизни. По его мнению, надо было рассказать о прошлом и что книга обращена не только в прошлое, но и в настоящее. Гроссман высказал просьбу, чтобы с его рукописью познакомился товарищ Хрущёв Н.С.

То, что произошло со мной, сказал он, беспрецедентно и что его сейчас тревожит вопрос о том, будет ли он издаваться, будут ли его работы печататься в журналах, газетах, будет ли издаваться собрание сочинений.

На замечание о том, что его дальнейшая судьба как писателя будет зависеть от него самого, от его гражданской, общественной позиции, Гроссман ответил, что в большом и трагическом труде он исчерпал свою боль, что эта тема уйдёт и, вероятно, ушла от него, что жизнь теперь богата другими событиями. Но в то же время Гроссман добавил, что он не отрекается от того, что написал, что это было бы нечестно, неискренне после того, как к нему применили репрессии. Ссылаясь на Блока, который говорил, что у писателей не бывает карьеры, а бывает судьба, он сказал, что такова, видимо, его судьба.

Гроссман ещё раз подтвердил, что он продолжает думать над книгой, что не считает её ошибочной, но что, возможно, не учёл или не осмыслил политической ситуации, при которой публикация романа могла бы привести к нежелательным результатам вопреки его намерениям, и заявил при этом, что в будущем его роман будет правильно понят.

Гроссману было сказано, что рукопись его является антисоветской по содержанию, чтение её вызывает чувство гнева и возмущения, что её опубликование могло бы нанести большой ущерб советскому государству. Меры, применённые в отношении рукописи, необходимы в целях защиты интересов государства, а всё, что с ним произошло, должно заставить его глубоко задуматься о своей позиции и дать ей честную, беспощадную оценку с позиций советского человека.

Гроссман затем добавил к сказанному ранее, что нынешняя действительность освобождена от всего того, о чём он писал, что восстановлены ленинские принципы демократии, по-ленински решается национальный вопрос.

Далее он напомнил о той суровой критике, которой в 1952 году был подвергнут его роман «За правое дело», заметив при этом что А.Фадеев будто бы до конца своих дней мучился от того, что тогда критиковал эту книгу, а А.Первенцев, назвавший его диверсантом, потом публично отказался от своих слов.

Это напоминание Гроссман сделал после замечания о том, что мнение о рукописи «Жизнь и судьба», высказанное различными людьми, совпало, что это тоже должно автора заставить задуматься».

Первым с запиской отдела культуры ЦК КПСС ознакомился Михаил Суслов. Затем её прочитал второй человек в партии Фрол Козлов. Кроме того, документ был доложен Н.Мухитдинову. Но никто из этой троицы свои соображения о том, что делать дальше с крамольным романом и её автором, письменно не изложил.

8. Обращение Гроссмана к Хрущёву

Гроссман ждал реакции ровно год. Но власти никакого решения не принимали. И тогда писатель рискнул обратиться непосредственно к Хрущёву. Первый экземпляр он отправил в ЦК, а второй оставил у себя.

Долгое время о содержании обращения Гроссмана Хрущёву никто не знал. Лишь в 1990 году Семён Липкин привёл в своей книге «Жизнь и судьба Василия Гроссмана» текст письма по сохранившейся копии. Потом эта копия появилась в журнале «Источник» (1997, № 3) и в третьем томе сборника постановлений «Президиум ЦК КПСС. 1954–1964» (М., 2008).

Оставалось выяснить, куда делся оригинал письма Гроссмана. Это стало известно лишь в 2013 году после того, как руководство РГАНИ наконец соизволило открыть для исследователей ряд дел из 34-й описи третьего фонда хранящего документы Политбюро.

Я приведу обращение Гроссмана по оригиналу:

«Первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущёву.

Дорогой Никита Сергеевич!

В октябре 1960 года я отдал рукопись моего романа «Жизнь и судьба» в редакцию журнала «Знамя». Примерно в то же время познакомился с моим романом редактор журнала «Новый мир» А.Т. Твардовский.

В середине февраля 1961 года сотрудники Комитета Государственной Безопасности, предъявив мне ордер на обыск, изъяли оставшиеся у меня дома экземпляры и черновики рукописи «Жизнь и судьба». Одновременно, рукопись была изъята из редакций журналов «Знамя» и «Новый мир».

Таким образом закончилось моё обращение в многократно печатавшие мои сочинения редакции с предложением рассмотреть десятилетний труд моей писательской жизни.

После изъятия рукописи я обратился в ЦК КПСС к тов. Поликарпову. Д.А. Поликарпов сурово осудил мой труд и рекомендовал мне продумать, осознать ошибочность, вредность моей книги и обратиться с письмом в ЦК.

Прошёл год. Я много, неотступно думал о катастрофе, произошедшей в моей писательской жизни, о трагической судьбе моей книги.