Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба»

Методы, которыми всё произошедшее с моей книгой хотят оставить в тайне, не есть методы борьбы с неправдой, с клеветой. Так с ложью не борются. Так борются против правды.

Что ж это такое? Как понять это в свете идей XXII съезда партии?

Дорогой Никита Сергеевич! У нас теперь часто пишут и говорят, что мы возвращаемся к ленинским нормам демократии. В суровую пору гражданской войны, оккупации, хозяйственной разрухи, голода, Ленин создал нормы демократии, которые во все сталинские времена казались фантастически большими.

Вы на XXII съезде партии безоговорочно осудили кровавые беззакония и жестокости, которые были совершены Сталиным. Сила и смелость, с которыми Вы сделали это дают все основания думать, что нормы нашей демократии будут расти так же, как выросли со времён разрухи, сопутствовавшей гражданской войне, нормы производства стали, угля, электричества. Ведь в росте демократии и свободы ещё больше, чем в росте производства и потребления, существо нового человеческого общества. Вне беспрерывного роста норм свободы и демократии новое общество, мне кажется, немыслимым.

Как же понять, что в наше время у писателя производят обыск, отбирают у него книгу, пусть полную несовершенств, но написанную кровью его сердца, написанную во имя правды и любви к людям, и грозят ему тюрьмой, если он станет говорить о своём горе.

Я убеждён, что самые суровые и непримиримые прокуроры моей книги должны ныне во многом изменить свою точку зрения на неё, должны признать ошибочными ряд кардинальных обвинений, высказанных ими в адрес моей рукописи год-полтора назад – до XXII съезда партии.

Я прошу Вас вернуть свободу моей книге, я прошу, чтобы о моей рукописи говорили и спорили со мной редакторы, а не сотрудники Комитета Государственной Безопасности.

Нет смысла, нет правды в нынешнем положении, – в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал свою жизнь, находится в тюрьме, – ведь я её написал, ведь я не отрекался и не отрекаюсь от неё. Прошло двенадцать лет с тех пор, как я начал работу над этой книгой. Я по-прежнему считаю, что написал правду, что писал я её, любя и жалея людей, веря в людей. Я прошу свободы моей книге.

Глубоко уважающий Вас Василий Гроссман

23 февраля 1962 г.

Москва, Беговая 1-а, кор. 31, кв. 1. Тел. Д3-00-80, доб. 16»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, лл. 15–19).

Естественно, о письме Гроссмана Хрущёву сразу стало известно чекистам. Но на Лубянке не считали, что роману «Жизнь и судьба» следовало бы вернуть свободу. Писатель, по их мнению, не только не осознал свою вину, но и продолжил упорно гнуть свою линию.

1 марта 1962 года в ЦК партии с Лубянки ушло новое донесение.

«ЦК КПСС

Комитет госбезопасности докладывает дополнительные данные, свидетельствующие о том, что писатель Гроссман И.С. в кругу своих родственников и близких знакомых продолжает клеветать на социалистический строй, политику Коммунистической партии и Советского правительства.

Так 3 августа 1961 года в беседе с близким знакомым – писателем Липкиным С.И., рассуждая о проекте Программы КПСС, Гроссман заявил: «…Я тебе должен сказать, что меня поразила эта Программа. Казалось бы, дадут намёки анализа. Повторено то, что было сказано Марксом. Кризисы. Где эти кризисы? Нет уже. Это же ложь. Это было опровергнуто всем современным ходом развития западного мира. То есть поразительное какое-то абстрагирование от действительности…»

5 августа 1961 года в разговоре с женой о проекте нового Устава КПСС Гроссман сказал: «…А я смотрю Устав партии – эти строки копейку стоят. Противно! Члены Президиума избираются не больше, чем на четыре состава… Значит на 16 лет выбирается член Президиума, с оговоркой «не может больше, чем на четыре состава». Так спрашивается, кто может рассчитывать проработать больше, чем 20 лет? Чепуха…»

9 сентября 1961 года, размышляя о проблемах войны и мира, Гроссман в присутствии своего близкого знакомого – инженера-химика Кугеля Е.А. заявил: «Сейчас мир действительно стоит перед проблемой возможного своего уничтожения. Причём мы утверждаем, что это делается ради защиты человеческих достижений, прав, счастья. Вы подумайте, чем так разительно лучше советским рабочим и крестьянам перед американскими рабочими и крестьянами, что нужно погубить весь мир, население земного шара, чтобы, не дай бог, наши не жили так, как живут американские рабочие и крестьяне, это считается таким ужасом для человека, что ради этого можно пойти на ядерную войну».

И далее: «…Вот странно всё это. А ведь ради этого ставится на карту действительно судьба человечества. А что спасти? Объясните мне, что спасти? Вот эту нищету и бесправие, этих жалких и ужасно живущих людей? Ради того, чтобы сохранить эту нищету и бесправие, следует уничтожить род человеческий».

25 января 1962 года в беседе с одним из своих родственников о нашем государственном строе Гроссман заявил: «…У нас десятки лет существует тоталитарный режим. Это национальное социалистическое государство, вы с помощью микроскопа не отличите от всех подобных тоталитарных систем, которые создавались в Европе и Азии».