Молодые специалисты да вообще люди свежие, вновь прибывшие, на виду; они бросаются старожилам в глаза, их оценивают, к ним приглядываются. Внимание это не навязчивое и для меня было совсем не заметным. А сложившееся мнение изменить затем в лучшую сторону чрезвычайно трудно. И мнение обо мне сложилось не высокое.
Весной в тундре расцветали жарки, прилетали с юга многочисленные птицы: гуси и казарки, и утки всех видов, и прочая мелочь. Тундра оживала, зеленела, звенела птичьими голосами. Лето короткое; все спешит плодиться, растить потомство; все растет,цветет и зреет, как говаривал отец. При такой спешке грех время терять на сон, поэтому солнышко вовсе не заходит, шпарит по кругу – один сплошной день месяца полтора однако. Не успели оглянуться, уже морошка зацвела, брусника, черника, голубика. Глядишь грибов море повылазило. Удивительно, леса нет совсем , лишь по ручьям стелется карликовая березка. А грибы, как в добром месте: и подберезовики, и подосиновики, и волнушки, и даже грузди, а уж сыроежек.
Весной по льду еще начиналась рыбалка. Прогоны ставятся с осени по тонкому льду. Прогон – тросик тоненький или шнур добрый капроновый, опускается на дно а концы его вмораживаются в майнах. Делается это затем, что бы весною долбить только две майны в толстенном до 2-х метров льду, а не двадцать. Вот выдалбливается майна со ступенями; к концу тросика привязывается сеть и протягивается под лед. Так же и проверяется. Рыба ловится ценнейшая и ловится весною хорошо.
У меня не было сетей, так за все время и не обзавелся. Но рыбачить иногда получалось. Например, летим на выходные, слышу кто-то из остающихся наказывает улетающим: «Сетки-то там проверяйте. Да моим занесите хоть пару хвостов». – Это у них значит стоят сети подо льдом в Мысе Каменном, и кто на выходных те и проверяют.
Вот выходим утром по холодку. Все в болотниках с рюкзаками. На губе уже забереги метров 10, и добираясь до кромки льда, мы едва не зачерпываем воду за высокие голенища сапог. Выбрались на лед- красота: снег уже растаял весь, идем, как по асфальту, только немного скользко. Лед весь пронизан вертикальными каналами от талой воды синий, зеленый; толщиной еще метра полтора, так что безопасно. Идти далеко – километра два. Пришли. Долбить ни чего не надо, майны талые, широкие. Просто привязываем тросик с одной стороны сети и тянем ее милую в другую майну на лед. И появляются из глубокой, темной, холодной воды нельмы и шлепаются тяжко на лед, лениво бьют сильными хвостами. Крупные аж до метра длины. Обратно идем груженые: рыбины засунуты в рюкзаки головой вниз а хвосты качаются над нашими головами.
Дома, выложив в таз штуки три крокодилы, говорю довольной жене: «Таня, чисть рыбу, – и она, простая душа, берет кухонный ножик и подступается к тазу с рыбами. Нельма неожиданно бьет хвостом, – ай! Петя, зарежь ее!» Приходится идти на помощь.
Рыба рапластывается по хребту, укладывается пластинами для засолки, естественно с лучком и чесночком , и с перчиком, и лаврушкой. Через три дня развешивается на кухне на бельевой шнур, больше негде. По полу расстилаются газеты. Обтекает и подвяливается. Из голов и хвостов варится вкуснейшая уха. Домой в отпуск мы без рыбы не ездили; а как угостить надо было многочисленных родственников, то и тащился я с чемоданами в руках и рюкзаком с рыбой на горбу. Татьяна-же едва управлялась с детьми и сумками.
Один год нам повезло весною в самый сезон работать на буровой, находившейся на самом берегу губы, в месте впадения в нее речки Сеяхи. В речку поднималась рыба всевозможная: щука и лещь, и сырок, и муксун, и нельма, и вся речная рыба. Мы ставили сети и в речку и в Губу. В столовую в те незабвенные дни практически не ходили – питались ухой и жареной рыбой. Редко удавалось заманить нас поварихам пообедать.
В Губе летом рыбалка производится следующим образом. В отлив забредаешь в костюме хим.защиты по пояс в воду, и ставишь сети так, что они торчат немного над водою. В прилив они полностью уходят под воду. Высота приливов там на глаз около метра. Дожидаешься следующего отлива, одеваешь костюм, через плечо мешок на веревке и пошел проверять.
Сети ставились с размером ячеи 50,70 и даже 80 мм. То есть рыба попадала крупная, выпутывать ее сильную, скользкую приходилось в воде – ее стихии; рыбина иной раз выскальзывала из рук и уходила в глубину. Вгорячах, в азарте сам бывало готов был броситься за нею в воду. Щуку в ту пору за рыбу не считали. Разве молоденькие шурогайки шли на жарку в подсолнечном масле. Крупная-же, скажем метровая не годилась ни куда; разве что башку с открытой, зубастой пастью просолить и покрыть лаком на сувенир. Поднял снасть, о сидит зараза – желтое пузо, перехваченное нитями сети, свисает безобразно, на зубастую морду намотала сеть. Выпутываешь ее крокодилу и отпускаешь на волю; а иной раз, вовсе озверев, выкидываешь на берег на погибель: будет знать как в сети путаться. С той буровой привез я домой ящика три вяленой рыбы. Конечно надо было угостить многих, но и себе осталось.