Кто я?

В тяжелых ситуациях он не психовал, не суетился а наоборот казалось успокаивался, делался внимательным, цепким. Однажды поразил монтажников, помогавших нам в тушении пожара на буровой. Дело не шуточное: если не задавить в зародыше – хана. Все пропитано нефтепродуктами, стоят 10-ти, 24-х и даже 50-ти кубовые емкости с диз.топливом. При испытании скважин тундра дополнительно заливается нефтью. «Ну, у вас и мастер, – дивлялись они – Другой бегал бы, орал. А этот стоит на мостках,командует и только сигарету из одного уголка рта в другой гоняет».

Научился я у него немного работать, и поставили меня инженером в цех испытания, и начальником того цеха я поработал.

К работе и жизни следует относиться серьезно, не смотря на то, что все мы русские по природе своей фаталисты, и знаем, что жизнь в сущности – сон, и кому быть повешену того палкой не убьешь, и чему быть того не миновать; но все же нельзя жить шаляй – валяй и куда кривая вывезет. Не для того Господь дал нам жить на грешной земле, голову не для того чтобы шапку носить. А для чего? Спросите вы. Не знаю. Однако, судя потому как нас учат уму разуму здесь, и как жестока бывает эта наука, думаю, что готовят нас не для лежания в раю под яблоньками, не для отдыха и наслаждений, но для работы!

Но, это я забежал вперед – я же пока еще убежденный атеист, марксист и строитель коммунизма.

В испытании работа была интересной, разнообразной, не то что в бурении. Погоняли концы, разбурили стакан цементный на дне скважины. Поставили цементную пробку между пластами, длиной метров 10; в дело вступают каротажники (геофизики). Гоняют свои приборы, пишут кривые, определяются где нефть – газ а где вода. Затем –перфорация. Ленту пефоратора длиной метров 5, например, снаряжают пластиковыми шарами кумулятивных зарядов; змейкой оранжевой вьется между ними шнур ; спускают в скважину на заданную глубину, против нужного пласта и взрывают. В доли секунды в стальной обсадной колонне прожигаются десятки отверстий диаметром 10-20 мм и глубиной 35 – 45 см., т.е. пробивается и труба, и цемент и в породе образуются отверстия.

Вот стукнул неслышный взрыв, из скважины на метр выпрыгнул раствор; все каротажники сматывают свои снасти, к делу приступаем мы. В скважину опускаются трубы диаметром 50-70 мм. Устанавливается елка фонтанной арматуры, закачивается вода, вытесняющая глинистый раствор; давление на пласт снижается примерно в полтора раза; и если пласт добрый, он сразу начинает фыркать. Если нет, то компрессором в скважину нагнетается воздух, часть воды выбрасывается и давление на пласт уменьшается еще сильнее. Скважина начинает плеваться водой, газом и нефтью. Все отводится по специальным трубам метров на 200 от буровой. Скважина закрывается задвижками. Геолог устанавливает свои приборы: шайбы диаметром от 3 до 45 мм, термометры, манометры и пр.

Стою с факелком наготове, метрах в десяти от конца отводов. « Давай открывай»,– кричу оператору. Тот открывает задвижку не много, на пару оборотов штурвала. Газ начал свистеть, надо бросать факелок, но не к самому краю трубы, а чуть дальше и под ветер. Хлопок – вспыхнул газ; задвижка открывается полностью и загудел факел горящего газа. В балках задребезжали оконные стекла. Геолог с оператором начали исследования: гоняют скважину на разных режимах. Измеряется падение давления на шайбе, падение температуры, определяется дебет. В скважину спускаются приборы с самописцами. Длится эта канитель несколько суток. Спать тоже приходилось мало. По окончании испытания пласта скважина задавливается водой, затем глинистым раствором; ставится цементная пробка. Все. Развеселая операция – ОЗЦ, ожидание затвердевания цемента. Отдых до 3 суток. У Вустина и в эти периоды люди не бездельничали. В этом и был смысл работы на двух точках одновременно.

Исследовали мы в то время в основном газоконденсатные месторождения. Нефтяные пласты были маломощными, слабенькими. Дебет нефти от 2-3 до 10-12 кубов в сутки. Газовые и газоконденсатные – мощные. В настоящее время плодами нашей работы славно обогащаются олигархи и наши и зарубежные. Огромные танкеры круглый год прут газ по всему миру. А мы сидим на нищенских пенсиях. Стыдно назвать даже их размер. Ну это так к слову пришлось.