Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Плохо служил, - догадалась врачиха, - садись здесь, - показала на твёрдую сиротскую лежанку, застеленную клетчатой клеёнкой, на которой они, наверное, разделывают трупы. Я лучше бы прилёг, испугавшись, что вот-вот закружится голова, и вообще после бани почему-то стало жарко, душно и томительно. Да и лежать, всякий знает, лучше, чем сидеть или стоять. Но ослушаться на этот раз не осмелился, осторожно присел на холодную кушетку и уложил на неё раненую конечность.

          - Ксюша, разматывай, - распорядилась белая генеральша, и шестёрочная Ксюша дисциплинированно взялась за грязный запылённый бинт, не выразив на полном гладком лице ни тени отвращения. Очевидно, грязь в ихнем стерильном заведении была обычным явлением. Наблюдая за её работой, врачиха, не глядя, привычно, натягивала на белые нерабочие руки резиновые перчатки мертвецкого цвета, и я мысленно одобрил: «Правильно, нас голыми руками не возьмёшь!»

          - Кто это тебе так аккуратно забинтовал? У вас там есть фельдшер?

          С усилием отвлёкшись от приятного ожидания боли, я принялся лихорадочно вспоминать, но фельдшера там не припомнил.

          - Да нет, - выдавил испуганно, - девушка одна…

          - Твоя?

          - Кто?

          Мы оба, не отрываясь, заинтересованно глядели на открывающуюся рану.

          - Да девушка…

          «Какая девушка? Плевал я на всех девушек вместе! Не до них», - лихорадочно подумал, переводя взгляд на пальцы врачихи, затянутые резиной и угрожающе сжимавшиеся и разжимавшиеся, и с ужасом представил, как она безжалостно вцепится в моё колено, вырывая куски мяса и кости.

          - Марья завязывала, - и вдруг меня внезапно и счастливо осенило: - Она в прошлом году школу с медалью кончила, у нас временно, ищет работу, чтобы учиться дальше, - затарахтел я, задавливая страх и стараясь не потерять светлой идеи: - Возьмите к себе, не пожалеете. Дисциплинированная, умная, работящая…

          Бинт смотался, улетел в ведро с мусором, и открылись заржавленные от крови буро-зелёно-серые листья подорожника, под которыми затаилась спрятанная Марьей боль. Ксюша тоже надела перчатки.

          - Что это? – спросила неграмотная врачиха.

          - Подорожник, - сознался я удручённо, почувствовав, как по спинному желобку покатилась первая капля.

          Врачиха хмыкнула.

          - Хорошо придумала, - и взяла со стола блестящий – нет, пока не нож, но всё равно страшно - пинцет. – На работу взять не могу – мест нет, а отправить в Приморск учиться на медсестру – пожалуйста, - и принялась, заговаривая мои стукающиеся друг об друга зубы, отдирать флору, нисколько не заботясь о самочувствии фауны. – Группа уедет через неделю, так что пусть поторопится, приходит. Побеседуем, понравимся друг другу – зачислю. Где она?

          - Кто? – спросил, думая о своей шкуре, а не о чужой.

          - Девушка твоя.

          «Вот ещё не хватало!» - думаю. «Самому бы выжить! Уже наследники появились».

          - Она обязательно придёт, - успокаиваю врачиху, сморщившуюся от вида и запахов зачищенной раны, представлявшей собой вздувшуюся кровавую запеканку.

          Не убедившись взглядом, она вздумала потрогать сбоку, на что я решительно возразил резким и неожиданным для себя вскриком.

          - Чего орёшь? – возмутилась любопытная, и я затих, вспомнив, что русским надо не только увидеть, но и обязательно пощупать. – Чистить будем, терпи. Другого ничего предложить не могу.

          «Добрая», - подумал я и сжал зубы, решив ограничиться гримасами.

          Но им, занятым моим несчастным коленом, было не до меня. Чем-то мазали, смачивали и по крупицам отдирали коричневые корочки, ничуточки не волнуясь при виде свежей крови, правда, моей, а не своей.

          - Можешь не глядеть, - разрешила врачиха.

          - Спасибо, - но терпеть, видя, как в тебе ковыряются, легче.

          Наконец, общими усилиями убрали всё лишнее, вычистили, смазали, остановили кровотечение, уморив и себя, и меня.

          - Да-а, - протянула задумчиво врачиха, - как ты вытерпел целых три дня? Ещё и шёл.

          Было очень больно, но я скорчил подобие мужественной улыбки и жалко отверг лишние заслуги:

          - Сегодня я ехал на коне.

          - Господи! – не успокоилась врачиха.

          - А вообще-то я готовлюсь в разведчики.

          Она подозрительно посмотрела на меня, определяя степень идиотизма, и не найдя, наверное, застарелого рецидива, сердито буркнула, не склонная к юмору:

          - Не знаю, как в разведчики, а в инвалиды можешь угодить, - помолчала и добавила, успокоив: - если будешь валять дурака. Надо Жукова вызывать.

          Я не возражал, потому что не знал, кто это такой.

          - Ксюша, ты не знаешь, дома он?

          Ксюша, ловко накладывая на колено повязку, - ловчее Марьи – равнодушно ответила:

          - Пошёл на день рождения, сказал, что надрызгается.

          - Вот так всегда! – возмутилась врачиха. – Когда он нужен, его нет. – С треском стянула резиновые перчатки и бросила в раковину. Встала, сладко потянулась всем телом, обнаружив девичью гибкость, зевнула устало и пожаловалась: - Спать хочу.

          Я бы тоже составил ей компанию... т.е., не то, чтобы вместе, а параллельно: она дома, а я здесь.