Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Простите, - обращаюсь робко к рационализаторше, - у кого можно взять комплекс взбадривающих упражнений?

          - Всё! – рычит Алевтина. – Кто за то, чтобы принять отчёт с оценкой удовлетворительно?

          Все разом возмущённо заволновались, обиженные несправедливой оценкой нашей плодотворной деятельности, и я, как всегда, взял инициативу на себя и от имени всех предложил оценить нас – жалко, что ли! – как минимум на четвёрку, чем вызвал бурное одобрение.

          - Хорошо, - поспешила согласиться счётная комиссия из двух секретарей. – Голосуем. Кто за это предложение? Раз, два, три… единогласно.

          Мы даже захлопали, обрадовавшись, что нас так достойно оценили.

          - Осталось, - продолжает Алевтина, - избрать нового секретаря. Тут уж все замерли – каждому очень хочется, чтобы его не выбрали. Стараемся спрятаться друг за друга, да где там – и место открытое, и нас мало, а со стены вожди уставились укоризненно.

          - Партийное руководство и руководство партии, - не поймёшь, где какое, - звонко роняет страшные слова в замерший зал Алевтина, - рекомендует избрать на новый срок… Зальцманович Сарру Соломоновну.

          Глубочайший вздох облегчения раздвинул стены, заставив зашататься вождей, стало легко и свободно, послышались сначала робкие, а потом и обвальные выкрики: «Одобрям!», и ведущей ничего не оставалось, как поставить одобренную снизу доверху кандидатуру на формальное, предрешённое голосование. Моя длинная рука поднялась выше всех.

          Ободрённые успехами комсомольцы разбежались кто куда, прихватив заодно и переживавших за них в безделье подруг послекомсомольского возраста. В камералке наступила благодатная тишина, самое время для углубления в интерпретационные расчёты и размышления, а не работалось. Остался какой-то разъедающий осадок кругового притворства и вранья.

          Раньше, в школе и в институте, я как-то не задумывался, что живу не сам, не самостоятельно, а по чужим правилам, к которым бездумно легко приспособился, как-будто так и надо. Сказали, делай так, я и делал; не делай этого, я и не делал; это плохо, и я, не сомневаясь, соглашался; а это хорошо, и я одобрял. И вот вдруг на исходе комсомольской жизни и на старте самостоятельной трудовой механизм удобного восприятия заклинило. Пока ещё, чувствую, чуть-чуть, не настолько сильно, чтобы сломаться, но настолько, чтобы задуматься. Эти «вдруг» всегда возникают непонятно как и отчего, словно накапливаются, чтобы выплеснуться неожиданно. Сейчас, после собрания, стало вдруг так омерзительно противно, что места не найти. А почему, не могу толком разобраться. То ли потому, что на собраниях мы сами не свои, не люди, а стадо; то ли оттого, что собственная трусость заела; то ли обрыдла Зальцмановичская уверенная харя и Алевтинины партийные указки, а может и потому, что ожидал здесь романтического таёжного геологического братства, а нарвался на всё то же партийно-начальственное хамство, только в миниатюре, больше выпяченное и больнее задевающее. А вдруг я стал взрослеть? А может, ударился не только ногой, но и головой? Отчего-то вспомнилась Марья. Ей-то всё понятно, она во всём уверена, с ней не надо притворяться и финтить. Гад я, что так расстались. Ладно, буду жить со всеми, но отдельно, по собственным правилам. Усмехнулся горько. Наверное, пока не взрослею. Ну и что? Некоторые до старости живут в младенчестве. Я – не против. Собрал свои чертежи и потопал к людям, среди которых собрался жить. Пока – к Алевтине.

          - Можно? – вламываюсь в геологическую каморку и вижу, как её невыразительное лицо выразило досаду, что помешали заниматься неотложным делом. На столе папки с надписями «Протоколы», «Заявления» и другие, необходимые геологу. Сбоку к её столу приткнут стол старшего геолога Рябовского, который в основном занимается любимой геохимией, а сейчас  он на нашем участке у Кравчука и должен был вернуться со всеми сегодня. Вдоль стен под потолок стояли сплошные широкие стеллажи, заваленные камнями, мешочками с пробами, бумажными рулонами и всяким геологическим хламом, включая грязные кирзачи и молотки с длиннющими ручками.

          - Алевтина… - не сразу вспомнил отчество, - Викторовна, давайте посмотрим, что у меня получилось с интерпретацией магниторазведочных материалов.

          Она нехотя захлопнула раскрытую перед собой папку, сложила все стопкой, спрятала в стол и процедила сквозь сжатые зубы, не глядя на меня – явно была в обиде за собрание, а может я помешал отвлечься от опостылевшей геологии:

          - Давайте.