После школы-интерната я поступил в Калининградское высшее военное инженерное училище, которое окончил в 1969 году с отличием. И был направлен в Забайкальский военный округ на должность заместителя командира понтонной роты 21-го инженерного саперного батальона 122-й гвардейской мотострелковой дивизии, где командиром был будущий министр обороны СССР Дмитрий Язов. Для меня он являлся примером высокой офицерской чести и достоинства. Прошло много лет, я уже был подполковником и приехал в Белоруссию на сборы руководящего состава Вооруженных сил СССР — это, наверное, был год 1985-й или 1986-й. Я находился в офицерской столовой. Вдруг заходит генерал армии Язов — он тогда был командующим Дальневосточным военным округом — со своими начальником штаба и начальником политуправления. Я встал, конечно, а он вдруг поворачивается ко мне и говорит: «Я вас где-то видел!» А я лейтенантом был у него в 1969 году. Я говорю: так точно, вы — первый мой командир дивизии. А Язов продолжает: «Я сейчас даже вашу фамилию вспомню, литовская какая-то фамилия». Память у него была феноменальная. Он знал всех офицеров дивизии до командиров роты и выше включительно. Всех!
— Я о Литве все время мечтал, все 25 лет службы. И вот меня наконец назначают заместителем начальника военной кафедры вильнюсской Высшей партийной школы. Я устроился в Вильнюсе шикарно! Генерал-майор Владимир Усхопчик, как начальник гарнизона города, дал мне четырехкомнатную квартиру. Жена пошла работать в магазин. Младшая дочь — в детский сад, старшая — в школу. Дачу построил. Ну, думаю, жизнь! — после забайкальских полигонов и съемных комнат с железной кроватью. Друзей было много — директора заводов и фабрик, секретари парткомов. Прекрасная работа: три офицера на военной кафедре и шесть женщин. Еще никому не известная Даля Грибаускайте там же преподавала, по-моему, экономику социализма. А через полгода, когда в Литве начались все эти события, на Высшую партийную школу начали капитально давить. Ландсбергис потребовал у Горбачева: отдайте здание, нам не хватает помещений для обучения студентов! Дошло до того, что на пороге садился преподаватель из какого-нибудь института, ставил три скамейки и вместе со студентами демонстративно имитировал, что будто бы идут занятия… Я один раз не сдержался и говорю — убирайтесь отсюда вон, чтобы духа вашего здесь не было! И тут же меня за это пропечатали в газете. У нас в ВПШ тоже произошел раскол — кто за Бразаускаса, кто за Компартию Литвы на платформе КПСС. Русскоязычные преподаватели в основном поддержали Бурокявичюса, а ректор подался к Бразаускасу. А потом Горбачев предал нас капитально — через полгода упразднил Высшую партийную школу вообще. Куда идти? В это время в ЦК Компартии на платформе КПСС образовался правовой отдел, где начали собирать офицеров-литовцев. Тогда вызвали генерала Науджюнаса, еще одного адмирала с Балтфлота, полковников Касперавичюса и Шурупова, ну и мне предложили к ним пойти — так мы образовали административно-правовой отдел. Наши функции были в том, что мы поддерживали связь с армией и Внутренними войсками.
— Помню, один раз Ландсбергис организовал пикет возле «Северного городка». Это было летом 1990 года. Мне позвонил Владимир Усхопчик и говорит: «Ромас, приезжай, посмотришь комедию, которую мы сейчас устроим этой демонстрации, что идет по Вильнюсу с плакатами «Оккупанты, вон!» Приезжаю и вижу две пожарные машины со шлангами. Митингующие подходят, кричат, шумят — тут пожарные из шлангов ка-а-ак начали их поливать. Потом ворота открылись, и человек 15 солдат дали холостыми патронами очередь вверх. Демонстранты начали разбегаться. А люди, которые жили рядом, нам аплодировали — молодцы, кричали, дайте им еще! И на следующий день такую же акцию, которая была запланирована в Каунасе, Ландсбергис отменил. Испугался.
За всю мою службу через мои руки прошла не одна сотня солдат-литовцев. И все они служили честно. Я уверен, что те, кто служил в Советской армии, это время вспоминают с большой теплотой.