Кто кого предал

— Нет, конечно. Мы, как и сама наша организация, демонизированы и являемся исчадием ада, в нынешней Литве мы — антигерои. В Литве действует полтора десятка законов и подзаконных актов, которые лишают нас возможности нормально жить. Ситуация не меняется ни на йоту на протяжении всех этих 20 последних лет. Более того, преследование бывших сотрудников КГБ становится все более изощренным. Под действие всех этих иезуитских законов, которые личность просто размазывают, попадает даже человек, который окончил высшую школу КГБ и прослужил несколько месяцев.

— Что находится в той синей папке, которую вы принесли с собой?

— Копии документов, которые в 1991 году подписывало новое литовское руководство с руководством КГБ СССР о том, что оно гарантирует социальную защиту бывшим сотрудникам, их — переквалификацию, трудоустройство им и членам их семей. Ничего из того, что там написано, выполнено не было. В — Европейском союзе в рамках закона о люстрации определенные меры принимаются в 11 государствах, но таких законов, как в Литве, направленных непосредственно на кадровых сотрудников спецслужб, ни в одном государстве нет. Существует, например, закон, по которому годы, отработанные в системе КГБ, не включаются в трудовой стаж, и люди по достижении пенсионного возраста не получают пенсии. В чем их вина? В чем вина людей, которые не совершали предательства, которые до конца оставались верными? Почему они страдают?

— Вы не пробовали обращаться в суд?

— Ну а как же: Европейский суд по правам человека принимал решение в пользу бывших сотрудников комитета, но Литва не торопится их выполнять. Из трех выигранных дел в европейских судах ни одно не реализовано.

— Вернемся в 1991 год. Какие признаки говорили вам о том, что в Вильнюсе готовится нечто грандиозное?

— Ситуация была настолько остра, что полыхнуть могло в любом месте. Самый большой психоз и нагнетание обстановки создавали многотысячные митинги, на которые собирались по 100–200 тысяч человек. Вторым инструментом было телевидение, которое ежедневно методично добивало ситуацию. Новым властям независимой Литвы оставалось совсем немножко, чтобы переломить чашу весов на свою сторону. Для того, чтобы окончательно сплотить литовской народ, нужна была маленькая кровь. И эту кровь нужно было каким-то образом пролить. Что и было достаточно успешно сделано.

— О том, что сюда приезжали разного рода зарубежные специалисты и политтехнологи типа Джина Шарпа, вы знали, отслеживали их деятельность?

— Разумеется. Всю информацию ежедневно, по многу раз отправляли в Москву. Никакого решения Москва не принимала. Даже когда мы разоблачали откровенных предателей и изменников и докладывали в Москву о том, что необходимо принимать к ним меры, рекомендация была такой: уволить. Всего-навсего.

— Вы понимали, что иностранные эмиссары приезжали в Литву не просто так?

— Мы получали достаточно много информации и догадывались, что без влияния извне здесь не обходится. Но окончательно все встало на свои места летом 1989 года. Во время одной из командировок в Москву, после того как я сделал доклад о ситуации, один из руководителей КГБ в частной беседе обратился ко мне и сказал: «Вы хорошие ребята, но будьте, пожалуйста, осторожны, работайте таким образом, чтобы ваша работа не могла вам повредить». Я удивился и спросил: «А в чем дело?» Тогда он и сказал: «Есть решение, что Прибалтику отдадут». Весь ход событий был предрешен, поэтому вся дальнейшая наша работа строилась исключительно на наблюдении за ситуацией. И когда говорят о том, что КГБ Литовской ССР принимал непосредственное участие в январских событиях, — это, конечно, неправда.

Наблюдатель

— Каким образом 13 января 1991 года в нужном месте в нужный час оказалось такое количество иностранных журналистов?

— Представители западных СМИ созывались новыми литовскими властями. Они находились здесь уже на протяжении 3–4 дней. Мы отмечали массовый заезд огромного количества представителей прессы и предполагали, что что-то должно произойти в любой момент, — вывести на улицу 100 тысяч человек и спровоцировать столкновения со сторонниками «Единства» для профессионала было бы минутным делом. И они сделали более серьезную провокацию. С кровью.

— У вас в голове сложилось четкое понимание того, что все-таки произошло в январе 1991-го?