Кто кого предал

— Когда вы переходили границу, сердце плакало от мысли о том, что это навсегда?

В. Антонов:

— Меня Литва особо не держала. Я сын военного, с детства привык к перемене мест. Южный Сахалин — Харьков — Паневежис — Вильнюс — Горький — Таллин — Минск — вот география моя и моей семьи. Единственное, чего мне было очень жалко, — это работу. Было понятно, что ни одно более-менее значимое предприятие в Литве сохранено не будет. Так и оказалось: рухнули заводы, НИИ союзного подчинения. Перестал существовать НИИ радиоизмерительных приборов, в котором я проработал 19 лет, и одноименный завод, на котором выпускались приборы, которые мы разрабатывали.

В. Шеин:

— Против меня в Литве возбудили уголовное дело как против международного преступника — хотя с 1 августа 1991 года я уже не был секретарем парткома МВД. Я ушел в отпуск, уехал в Донецкую область и вернулся только в последний день путча, поскольку была проблема оттуда выехать. А когда приехал — понял, что добром это дело не кончится и что оставаться здесь больше нельзя. 24 августа со мной встретился один из руководителей МВД, который стоял на наших позициях, сказав, что у «саюдистов» вроде бы решения арестовывать меня нет. Но поскольку я сам бывший оперативник и сам умею сочинять легенды, мне эти сказки были не нужны. Я сказал своим родным, что ухожу, и 25 августа перешел границу с Белоруссией, думая, что это продлится года два-три.

Пауки в банке

— Вас здесь, в Белоруссии, собралось тогда больше 20 человек: вы общались? У вас были подпольные встречи на квартирах?

В. Антонов:

— До того, как пришел к власти Лукашенко, нам было беспокойно, особенно когда в Минске арестовали Бурокявичюса и Ермалавичюса. Без помощи белорусов литовцы ничего бы сделать не смогли. Профессор Валентин Антонович Лазутка несколько раз советовал Миколасу Бурокявичюсу приготовить нам здесь базу для отступления. Но тот его не слушал, обвинял в пораженчестве.

В. Шеин:

— Им предлагали сделать липовые паспорта — не Бурокявичюс, а Буракевич, не Ермалавичюс, а Ермалович: нормальные белорусские фамилии. Нет, сказали они, — это уголовщина. Они могли стать гражданами Российской Федерации, но в тот момент не захотели. Один наш коллега предлагал им даже податься в Китай. Наотрез отказались, говорили: «Мы будем находиться рядом с событиями, которые вот-вот нагрянут». Они думали, что все еще вернется.

Я тоже был одним из тех, кто был уверен в том, что через 2–3 года правительство в Москве поймет, что сделало большую ошибку. Потому что Вильнюсский край в 1940 году Сталин передал Литве без референдума, как и белорусские земли между Неманом и Польшей, чтобы задобрить литовцев. Согласно международным соглашениям Восточную Пруссию и Мемельский край получил Советский Союз, а не Литва.

В. Антонов:

— Для меня, наоборот, было ясно, что все это всерьез и надолго. После январских событий, в феврале или в марте, в Москве проходил пленум ЦК КПСС. Помимо Бурокявичюса, на этом пленуме предоставили слово и мне. Я выступил и огласил заявление нашего совета секретарей парткомов Вильнюса, где было перечислено по пунктам: потребовать от генерального секретаря ЦК КПСС предпринять меры к ликвидации вооруженных формирований и ввести президентское правление в республике и так далее. Раздались жиденькие аплодисменты. В перерыве ко мне подходит заместитель премьер-министра СССР Юрий Дмитриевич Маслюков и говорит: ты — молодец, но все это пустое, пока эти два паука в банке не разберутся, — имея в виду Горбачева с Ельциным, — ничего не изменится. Все всё понимали, но, как загипнотизированные, ничего не могли сделать. Ни одного волевого человека в той верхушке не было.

Чужой среди своих Валентин Лазутка

Посмотришь на него — стопроцентный литовец, светлоглазый и белый как лунь. Послушаешь: типичный сибиряк — некоторые характерные слова из речи не смогли вытравить даже десятилетия жизни на исторической родине. Замес судьбы, конечно, получился крутым: сначала предков Валентина Антоновича в 80-е годы ХIX века перетянули в Сибирь баснями о бесплатной земле, затем родителей заманили в послевоенную Литву сказками о европейском уровне жизни. А потом оказалось, что новой Литовской Республике ни сибиряки, ни литовцы, ни умники не нужны, — в результате чего доктор философских наук, профессор Валентин Лазутка живет в Минске.

— Когда произошла ваша первая встреча с Литвой?

— 12 июня 1945 года, сразу после войны. К нам приезжали уполномоченные и агитировали за переезд. А поскольку у меня три брата служили в 16-й Литовской стрелковой дивизии, мы и записались всей семьей. И как только война кончилась, переехали на законных основаниях.

— И каковы были первые впечатления?