Кто кого предал

— После событий января 1991 года у вас не было желания сказать Михаилу Сергеевичу все, что вы о нем думаете? Вы ведь учились вместе с женой Горбачева Раисой Максимовной и хорошо были знакомы, так?

— Я после 13 января твердо решил вообще никаких отношений с Горбачевыми больше не иметь. Даже если будут вызывать на какое-то совещание, не поеду. Мне наконец все стало понятным — тем более стало известно, о чем наш президент договаривался с Рональдом Рейганом в Рейкьявике. Все было ясно — Горбачев предатель, и от нас абсолютно ничего не зависит. Не дай бог, если дошло бы до того, о чем просили генералы Варенников и Ачалов, которые звонили мне в ночь январских событий и просили вывести рабочих на демонстрацию. Зачем им это было надо? Думаю, что, когда они поняли, что они оказываются крайними, им нужно было указать «виновных». И мы здесь больше всего годились. Вот и вся логика.

— То есть вы в случившемся в Вильнюсе вините военных?

— Нет, провокацию абсолютно четко устроили ландсбергисты вместе с московской верхушкой во главе с Горбачевым и Крючковым. Технически все организовал начальник охраны края Буткявичюс. Он потом хвалился в своих интервью, что ему удалось уговорить начальника Генштаба отправить в Вильнюс группу «Альфа». Я, помню, был еще удивлен, потому что «Альфа» относилась к КГБ, а не к Генштабу. То есть «Альфу» просто подставили.

Я был в Москве накануне событий, 7 января 1991 года, — Горбачев вроде бы хотел с нами поговорить, но так и не вышел. Его помощник четко сформулировал: мы должны как-то проявиться только в том случае, если будет или выступление Горбачева по телевидению, или решение Совета Федерации, в котором будет сказано, что совершен антисоветский антигосударственный — переворот и идет борьба за восстановление советской власти. «Совет Федерации выступил против, никакого президентского правления не будет», — сказал нам по телефону помощник, когда мы вернулись в Вильнюс. Мы с Бурокявичюсом говорим: «Ну, слава Богу!» — и объявляем субботу и воскресенье выходными. Наутро я уезжаю за город, возвращаюсь домой в пять часов вечера, теща говорит — звонила секретарша Бурокявичюса, сказала, что тот тебя срочно ждет. Приезжаю в ЦК, пять минут жду, десять… Никого нет. Поднялся уходить — и тут в дверях выстроились четыре незнакомых молодца. И я несколько часов просидел в кабинете как дурак, проклиная Бурокявичюса. В это же самое время в актовом зале несколько часов точно так же сидел весь городской партактив — им сказали, что я будто бы приказал всех собрать. А самого Бурокявичюса, как позже выяснилось, изолировали точно так же, как и меня.

— Где конкретно вы были во время штурма телебашни и телерадиоцентра?

— Так я же говорю: сидел в приемной у Бурокявичюса… Потом вдруг начали стрелять танки. Звоню в штаб военного городка. Отвечает полковник Масхадов, он командовал в дивизии артиллерией: «Это провокация, ничего не предпринимайте». Заметим, это была не единственная провокация той ночи. Сведения о том, что с крыш стреляли снайперы и что трупы расстреливались на столах, передо мной появились уже наутро. На прием пришли две семьи, родители с дочками. И эти девочки рассказывали, как их толкали под машины, давили и стреляли откуда-то со стороны… Я еще подумал: неужели додумались посадить солдат, которые палили в толпу? Чтоб с нашей стороны кто-то стрелял — это исключено! Значит, с другой…

Американский журналист Дэвид Прайс-Джонс написал потом в своей книге, что утром 14 января вместе со своим другом, бывшим сторонником «Саюдиса» Арвидасом Юозайтисом, посетил Ландсбергиса и спросил напрямую: кому и зачем нужны были эти жертвы? Тот ответил, что для свободы нужна была кровь и что погибшие «пожертвовали свои жизни за Родину и ее свободу». Этим циничным ответом был шокирован даже американец, написав: «Железное самообладание. Но оно также раскрывает и устрашающий внутренний мир этого человека».

«Нас предали, и это переворот»

— После того, что произошло, у вас уже было предчувствие, что Литву придется покинуть?