Аннес вытащил из кармана алюминиевый портсигар и протянул Рихи. Портсигар ему подарили ребята с орудийной батареи семидесятипяток — истинные мастера делать всевозможные портсигары, ножи и прочие подобные вещи. На выпуклой крышке посередке выгравировали его инициалы, а с двух сторон — боевые сцены, слева древний эстонский воин нападал на крестоносца, справа красноармеец разил фашиста. Хотя Аннес сам не курил, свою офицерскую порцию раздавал товарищам, но портсигар всегда носил с собой, подарок батарейцев пришелся ему по душе. Так как пустой портсигар таскать в кармане было бессмысленно, то он заботился и о том, чтобы там водился табачок, — предложить изголодавшемуся по куреву товарищу. Рихи даже не взглянул на отделку его портсигара, обычно все разглядывали внимательно гравировку и хвалили исполнителя.
Когда Рихи сворачивал самокрутку, у него дрожали руки.
— Я ничего не знаю об Артуре, — тихо заговорил Рихи, — я его не видел и ничего достоверного о нем не узнал. Тут черт знает что было, подлецы навертели много разного дерьма, здорово чернили честных людей. Не верь всему, что мелют. Меня подозревали, не раз допрашивали, и допросы эти были не из легких… — Рихи, казалось, о чем-то задумался, глубоко вздохнул и закончил: — Мне никто не верил. Боюсь, что с Артуром случилось то же.
Столь печально и подчеркнуто Рихи никогда с Аннесом не говорил. Аннес понял, что Рихи пережил что-то тяжелое. Он сказал:
— Мы не должны ни на миг забывать о бдительности, но бдительность вовсе не означает, чтобы всех скопом подозревать. Слепое обвинение приносит только вред.
Детские, пустые слова, которые ничего не объясняют и никому не помогут. К счастью, Рихи вроде бы и не слышал их.
Он ошибся. Рихи все услышал и насмешливо улыбнулся.
— Бдительность? Да, бдительность…
Явно он собирался сказать больше, но умолк.
Некоторое время никто из них не произносил ни слова. Рихи докурил свою самокрутку и, словно бы придя к какому-то решению, сказал:
— Ну, я пойду. Нам обоим будет лучше, если ты меня отпустишь.
— Я тебя не держу, если хочешь, можешь уйти в любую секунду. Считай меня старым приятелем… другом… как хочешь. Я отношусь к тебе по-прежнему. Но одно скажи, за что тебя сюда… отправили?
Слово «штрафная рота» с языка не сорвалось.
На этот раз Рихи не принял в штыки вопрос Аннеса.
— В решении трибунала записано нечто вроде отказа выполнить приказ командира и оказание сопротивления командиру в боевой обстановке.
Аннес словно бы почувствовал облегчение. Рихи это заметил и куснул:
— Боялся, что деранул!
— В плен можно попасть и не желая того.
— Можно, — согласился Рихи. — Здесь есть горемыки, которые действительно оказались в передряге и угодили к немцам. Кто по своей, кто по милости начальства, не всегда так уж гениально нами руководили. Но есть и такие подлецы, кто сам перебежал. От этих такой, как я, мог получить пулю в затылок, знаю я эти молчаливые и кроткие свинцовые глаза… Черт с ними.
Рихард Хурт снова, казалось, посоветовался с собой и продолжал:
— Что касается меня, то я действительно выступил против скота, который подобно тебе тоже носит четыре звездочки. Собирался выстрелить в меня, я вышиб у него из рук пистолет. Он был пьян как свинья, приволок на командный пункт какую-то санитарку и гаркнул, чтобы мы убирались ко всем чертям. Нас было трое: его ординарец, такой же свинтус, как он сам, или того хуже, посыльный из одной роты, который явился к командиру батальона с каким-то докладом, и я. Ну, отдал честь, скажу тебе, паршивое это чувство, когда ты должен стоять навытяжку перед скотом, приложив к козырьку руку. Доложил — все-таки заместитель комбата, — что я из полка, обязан обеспечить телефонную связь со штабом и полковым командиром, что не имею права отлучаться от телефона. Он накричал на меня: мол, не выполняю приказания, что сопротивляюсь, и обещал пристрелить как собаку, если я не сгину немедленно с глаз, и уже стал доставать пистолет из кобуры. Кобуру он на манер немцев носил на животе, дерьмо такое… Я снова попытался объяснить разъярившемуся барану, что мой долг дежурить у телефона, что я отвечаю за связь, что в любой момент могут позвонить и так далее, пока он не выхватил свой ТТ и не наставил на меня. Я увидел, как он большим пальцем сдвинул предохранитель, курок взвелся, патрон вошел в ствол. В глазах у меня почернело. По какому праву он превращает командный пункт в бардак… Ребята гибнут, взаимодействие подразделений трещит по швам, связист, он ведь слышит и понимает кое-что, если у него мозги на месте, а эту бестию не интересует ничего, кроме юбки… Да чего там теперь обо всем этом… Во всяком случае я ждать не стал. Вот и все. Нет, не все. Это меня так взбесило, что я еще и врезал ему между глаз, что, конечно, было глупостью… Теперь я все тебе рассказал и пойду. До свидания. Ах ты мушиный пес! Говоришь, баню на улице Тульби построили! Это ты здорово ввернул.