Кто он был?

Аннес внимательно слушал Хурта. Голос Рихи звучал уже совсем иначе, не так, как при упоминании об Артуре. Больше не было нотки подавленности или печали. Перед ним стоял прежний Рихи, человек, который поступает, как считает нужным, который и на дюйм не отступится от своей правды, которого невозможно испугать, готовый пройти сквозь стену. Рихи явно не сожалел о своем поступке, считал его правильным и единственно возможным.

Аннес верил его словам, Рихи мог понимать по-своему, даже превратно, некоторые мировые проблемы, но у него не было в привычке врать или хитрить. Он был излишне, прямо-таки до наивности прямолинейным максималистом, но не компромиссчиком, не конъюнктурщиком и не приспособленцем. Когда-то Рихи сказал ему, что перед злом нельзя отступать, злу нужно противостоять, отвечать насилием на насилие. Они были еще сопляками, ему лет четырнадцать, Рихи — семнадцать-восемнадцать. Спорили о Махатме Ганди, о котором тогда много писали газеты, Рихи восхищался несгибаемостью Ганди, но не разделял принцип вождя индусского освободительного движения не применять насилие против угнетателей. «Если на тебя напали, то не беги, а начинай биться, даже если противник сильнее тебя. О ком знают, что он дает сдачи, с тем запросто не связываются, от такого парня подлюги держатся подальше». Сам Рихи ни перед кем не отступал. Аннес помнил и то, как Рихи защищал свое право перед порикюласким Сассем, парнем наполовину старше его, Рихи тогда не было еще и десяти. Ему крепко досталось, но от своего не отступился. Видимо, Рихи совсем не изменился, хотя жизнь и больно хлестала его. Что могли означать слова Рихи о том, что ему никто не верил, — только то, что он пережил тяжелые дни. На Аннеса особенно подействовали слова, которыми он закончил свой рассказ. А «мушиный пес» означал, что Рихи в конце концов все же признал его своим парнем.

Хотя Ханнес Коппель давно уже вышел из мальчишеского возраста и на плечах у него были капитанские погоны, ему вовсе было не безразлично, как его принимает Рихи. Словно он, Аннес, был все еще мальчишкой в коротких штанишках, который ждет признания парней старше и ростом выше его и нуждается в этом. Рихи всегда был для него авторитетом и в какой-то мере оставался им и сейчас. Аннес это ясно чувствовал. Ценность человека определяют не звездочки и просветы на погонах, не должность и звание, а его внутреннее «я», его честность или бесчестность, его прямота или двуличие, его участливость или безразличие, доброта или зло, его отвага или трусость. Рихи в любом положении остается самим собой, а это необыкновенно ценное качество. Куда легче покривить душой, чем остаться самим собой.

— Погоди чуток, — быстро сказал Аннес, — я должен тебе еще кое-что сказать. У тебя в Таллине растет дочь.

Рихи недоуменно посмотрел на него:

— Дочь? У меня?

— У тебя. Красивая большеглазая попрыгунья.

Рихи расхохотался:

— Не чуди. Теперь, товарищ капитан, ты и впрямь несешь вздор. Ни жены, ни детей в Таллине у меня не осталось.

— Тийю, может, все-таки помнишь?

Усмешка с лица Рихи исчезла.

— Тийю я не забыл, — сказал он. — Я никого и ничего не забыл.

— У нее дочь. Тийя призналась мне, что отец ребенка ты. Она и назвала его по твоему имени — Рийна. Если бы родился сын, дала бы ему твое имя.

Рихи схватил Аннеса за плечи и встряхнул его.

— Не сочиняй, Аннес, не свисти. Такими вещами не шутят.

— Я не шучу.

Руки у Рихи бессильно опустились.

— Тогда я порядочная свинья, — сказал он мрачно. — Ты ее… мою дочь… видел?

— Да. Прелестное создание. Большущие мамины глаза, есть что-то и твое.

И Аннес рассказал, как Тийя волновалась из-за него, боялась самого плохого. Говорила, что его, Рихи, в России арестовали. Что он отправился вовсе не в Испанию, а в Советский Союз и что там его посадили. Сказала даже о том, что скрыла свою беременность. Женщины-де ловят подобным образом себе мужей, она, Тийя, не хотела так поступить.

— Скотина я. — Рихи прямо-таки простонал. — Скот из скотов. Хуже той твари, из-за которой меня сюда отправили. Тийя была юной и доверчивой… Ах, черт побери, до чего же у меня все идет вкривь и вкось.

— Тийя никого не винит. Уверяла, что счастлива, что у нее от тебя ребенок.

Голос Рихи посуровел.

— Ты это сам выдумал? — Он почти кричал. — Я не выношу успокоительных сочувствий. Мягкотелость отвратительна. Я поступил как подлец, скажи мне в лицо, что я последняя скотина… Как же она, бедняжка, сейчас, во время войны, справляется с ребенком… У меня дочь, ты сказал, что у меня дочь?

Рихи был совершенно выбит из колеи.

— Да. Да, Рихи. Уверен, что Тийя бережет ее пуще глаза.

Рихи молчал. У Аннеса возникло ощущение, что хотя Рихи стоит рядом с ним на обочине лесного шоссе, он все же не здесь, а пребывает где-то в других краях. Что рядом находится его земная оболочка, а астральное тело витает за сотни километров, — так некогда на благотворительных работах рассказывал о человеческом раздвоении тяготевший к оккультизму камнедробильщик.