Готти нам рассказывает, как он пошел к маме, забрать кой-чего. Когда он вышел на лестницу, он увидел там Тимми и еще пару чуваков, вероятно, ждавших торчков. Тимми увидел Готти и сказал, я знаю, ты свистнул мою хавку, старик. Поначалу Готти попытался включить дурака, типа, не догоняет, что Тимми толкует о бадже и труде, которые мы нашли завернутыми в водостоке на площадке, когда я первый раз ночевал на хате у его мамы. Готти толкнул эту хавку, сделав порядка косаря, даже полтора, так что для Тимми это вовсе не было пустяковой пропажей, чтобы забыть о ней. Готти сразу смекнул, что Тимми намерен вытрясти из него эти лавэ, так что он стоял и делал вид, что не догоняет. Тимми сказал, тебе надо возместить мне лавэ, старик. А Готти сказал ему пососать свою маму. Но он не ожидал реакции Тимми. На Тимми давило, что его посылают на глазах у братвы, которая там была на балконе, а репутация… ну, она здесь как твое лицо, и если ты его потеряешь, ты уже не сможешь никому показываться на глаза, ведь на что смотреть людям, если ты без лица? Может, он ничего такого не хотел, но его, должно быть, запарило. Запарило, что Готти просто уставился на него в ответ и спокойно стоял, не проявляя ни малейшего волнения. Запарило видеть в глазах Готти пустоту, явно знавшую, куда девалась хавка. Запарило, что… погоди, этот брателла сказал мне пойти пососать маму, он тупой, что ли? Тимми вытащил ствол из-за пояса, взвел его, подошел к Готти и приставил ему к голове, прямо промеж глаз. Не стану врать, сердце у меня тогда забилось, типа, я подумал, может, мне конец, говорит Готти.
Так что ты сделал? – говорит Мэйзи.
Я развернулся.
Готти развернулся и открыл дверь маминой квартиры, потому что ему было некогда ждать свою смерть. То есть, в конечном счете, это всего лишь жизнь.
Я чуял, что он прямо за мной, тычет волыной мне в голову, говорит Готти. В общем, я открыл дверь, вошел к маме и подумал, чему быть, того не миновать, я даже не почую, если он грохнет меня. Но миновало. Кажется, сестра спустилась и закрыла дверь, пока я был наверху.
Затем он поворачивается ко мне, само спокойствие, и говорит, не волнуйся, Снупз, твои лавэ на месте.
Думаю, мы теперь будем зависать где-то еще. Хорошо, что я отнес ствол обратно, к маме, говорю я и закуриваю косяк.
Обряд посвящения
Перед самым рассветом – жизнь ничком,
несбывшиеся грезы, и некуда их деть,
река жизни, безразличная в своем
безысходном русле.
Должно быть, я маловато выкурил травы прошлой ночью.
Эти брателлы в черных дутиках, лица сплошь под черными шерстяными масками, пытаются почикать меня тесаками на верхнем этаже двухэтажного автобуса, а я не могу ответить ни одним ударом. Словно руки у меня парализованы, и я всеми силами пытаюсь прорвать воздушный барьер. Но все, что мне удается, это медленно – мееедленно – ударить кулаком по голове этого брателлу, который режет меня, и мне реально больно, когда входит лезвие, а затем я просыпаюсь под вибрацию мобилы и вижу номер матери.
Привет, мама.
Габриэл?
Да.
Габриэл, к нам утром приходили следователи из отдела грабежей, искали тебя.
Чо, серьезно? И чего хотели?
Тебя искали, хотели с тобой поговорить.
О чем?
Не знаю, они не сказали. Но они говорят, ты в розыске, ордер выписан на твой арест.
Ты им сказала, где я?
Я даже не знаю, где ты. Где ты?
Я вообще без понятия, о чем они хотят со мной базарить.
Я не знаю, но они уже третий раз за месяц приходят и спрашивают тебя. Так не годится, чтобы полиция приходила к нам в дом в шесть утра и искала тебя, заглядывала в твою старую комнату, когда мы даже не знаем, где ты есть. Тебе надо явиться в отделение Ноттинг-Хилл Гейт. Так они сказали.
Я в Восточном Лондоне, в гостях у друзей по универу.
Пожалуйста, явись к ним.
Хорошо. Я просто собираюсь на лекцию в девять и на семинар потом, а после явлюсь.
Пожалуйста, явись.
Хорошо, обещаю, мама.
Постарайся.
Пока, мама.
Пока, Габриэл, говорит она, и я кладу трубку.
Я сижу как на иголках на диване у Капо, в Майл-энде. Я ночую здесь почти все дни после того, как Тимми приставил ствол к голове Готти в квартале Д. Готти спит на другом диване. Перед тем как уйти на лекцию, я его бужу и говорю, что мне нужно явиться на допрос в Ноттинг-Хиллское отделение полиции.
После семинара я запрыгнул с Готти на Центральную линию на Майл-энде, в сторону запада, но до Ноттинг-Хилл Гейт я так и не доехал. Сейчас расскажу…
Поезд останавливается на Ливерпуль-стрит. Вагон забит людьми, безразличными друг к другу. В метро ты соприкасаешься с незнакомцами, которым нет до тебя дела. Все словно общий фон чужих снов. Я в конце вагона, рядом с Готти, и кругом полным-полно людей.
Открываются двери. Вагон битком набит, но этот чувак в костюме втискивается в толпу, задевая меня рюкзаком по лицу.
Я ему, мог бы, блядь, извиниться.
Он оборачивается, смотрит на меня и говорит, чего?