Кто они такие

Они встречались с торчками в этом переулке, так как он в укромном месте, и камера слежения туда не достает. Там Готти с Малым сбывали бадж и труд, а этот брателла, говорит Готти, Стефано его звать – он вообще-то сам почти торчок, птушта курит химию, ага – думаю, он из Нисдена или типа того. Но он не из энтих, обдолбаных кошаков, с которыми все ясно, он только начал курить, и весь такой отрешенный, словно, блядь, неуязвимый, знаешь таких? Короче, Снупз, он возник там из ниоткуда, я не знаю, кого он знает в ЮК, шобы приходить сюда вот так, но он переманивает моих кошаков, сбывает им хавку, и я сказал ему, чтобы он двигал оттуда, а он такой, ага, как знаешь, а на другой день этот мудак опять нарисовался. Зуб даю, я видел, как он продал дурь торчку, который звонил мне, типа, за десять минут до того, и спрашивал три светлых и два темных. Короче, я ему, ты не можешь приходить сюда и толкать дурь, а он, как знаешь, старик, что ты мне сделаешь? Готти чуть не задыхается от гнева. Я говорю, и что ты сделал? Ничего, братан, такие дела…

Солнце скрипит по небу. Мы выходим из квартала на Килбернский большак, трусим вдоль магазов, и Готти такой, вах, это Стефано, и указывает на брателлу в блестящем черном дутике «Монклер» с меховым капюшоном, попивающего из бутылки Супермолт. Готти сразу подходит к нему и говорит, йо, ганста, как сам, чего ищешь? Стефано говорит, у тебя есть? А Готти, ну да. Стефано, в натуре, не выглядит конченым торчком. Ему года двадцать три, и он не похож на обдолбаный скелет, как большинство торчков с каким-то стажем, но я вижу надлом в его глазах, словно из них ушла вся жизнь, и осталась одна хмурая злоба, ждущая случая вырваться наружу. Готти он не боится, то есть чувак намерен прямо на месте стрельнуть у него труд. Совсем оборзел. Его, наверно, плющит, птушта он не курил ничего какое-то время. Наверно, решил, что, раз Готти ничего ему не сделал, все ровно. А поскольку чувак толкает дурь и сам же спрашивает Готти, я смекаю, что вся хавка у него кончилась – скорее всего, сам скурил большую часть. Каждый знает, это первая из Десяти Наркозаповедей: свой товар сам не шмаль. То есть нельзя одновременно быть торчком и толкачом, скажи? Так дело не пойдет. Хочу два светлых, говорит он. Это два куска труда по двадцать фунтов. Я знаю, у Готти нет хавки, так что, как только он говорит, хорошо, заходь ко мне, и мы идем назад в ЮК, я понимаю, что к чему, ага.

Короче, фигак, мы снова на районе, идем по этой дорожке, отходящей от большой дороги, в сторону квартала, вдоль длинной стены справа, с отделением Королевской почты на другой стороне, а стена увита плющом, плющ ее поглотил и переваривает. Мы идем по этой дорожке, и плющ шевелится, хотя ветра нет, ничего такого, но плющ шевелится, словно под ним большущая змея, и я смотрю на это как завороженный, типа, шозахуйня, он что, живой? И вдруг под ноги мне выскакивает здоровая крыса, устремляется к мусорному баку, запрыгивает в него, а затем вылазит, держа в зубах какой-то кусок, и снова скрывается за плющом. За ней выбегают другие крысы и тоже несутся к баку, после чего также исчезают за плющом.

Мы подходим к этому зданию, под названием Альфа-хаус, здоровому желтому зданию с темно-красными балконами вдоль всех восьми этажей. Готти говорит, давай зайдем внутрь, и Стефано отпивает из бутылки, а Готти дергает дверь, срывая магнитный замок, и мы заходим в подъезд, птушта слишком стремно сбывать дурь на улице со всеми этими камерами. Заходим в лифт.

Стефано ничего не говорит, только пристально смотрит на нас, переводя взгляд с меня на Готти и обратно. Я отвожу взгляд, типа, моя хата с краю, а Готти сует руку в задний карман треников, как будто реально хочет толкнуть труд Стефано. Лифт трогается. Едет вверх. Я смотрю на Стефано, который допивает бутылку и легким движением перехватывает ее за горлышко. Черт, этот фуфел все понял, надо быть начеку, надо быть начеку. Стены лифта давят на меня.

Щелк. Лифт останавливается. Двери открываются. Стефано фигачит Готти бутылкой. Бутылка задевает Готти по голове, но он вовремя уклоняется. Я пихаю Стефано в бок, и он вываливается из лифта, и я больше не слышу свой пульс, и мир сжимается до текущего момента, и я весь в нем. Готти тоже выскакивает из лифта и бьет Стефано наотмашь по лицу. Чувак хочет снова приложить его бутылкой, но Готти уворачивается со скоростью молнии и снова бьет его в табло. Стефано валится на стену. Мы на лестничной площадке перед лифтом, справа от нас балконы и двери, а слева бетонная лестница, идущая до первого этажа.

Стефано пытается встать, и я бью ногой его в грудь. Он начинает махать ногами, как гигантский ядовитый жук, 10 000 вольт адреналина. Мы ждем, что будет. Он встает, все еще держа бутылку, и я бью его ногой по лицу, так что он – БАЦ – хуярит башкой о бетонную стену сзади, и я слышу костяной звук, но чувак снова пытается встать и дать сдачи.