Кто они такие

Потом я иду к Готти, который зависает с Малым перед его домом. Мы обнимаемся, и он говорит, идем, у нас бутылка. Как там? Ничо так, говорю, но на воле лучше. Я пропустил какую жесть? Неа, братан. И то правда, меня не было всего две недели. Готти говорит, жесть была, когда ты стал месить того брателлу в метро, словно заведенный. Я вижу по тебе, ты только из тюряги, такие у тебя глаза, а я говорю, дай-ка я забью косяк. Я отхожу от него и Малого и набираю Йинке и говорю, детка, я так хочу сорвать с тебя трусики и крутануть тебя и засадить, и долбить тебя раком, хочу ебать тебя, пока ты не ослепнешь, и мозг взорвется, и она говорит, ничего себе, я так по тебе соскучилась, Габриэл, я вся мокрая.

Льется кровь

Зубастая зима. Кажется, кости у меня в спине вот-вот треснут от напряга – такая холодрыга, как ни одевайся. Слава Богу, есть куртки «Авирекс». Паршивый снежок, периодически тающий, разводит сырость на балконах и лестницах ЮК, замедляя всем спуск. Слишком холодно для движей. Сидим по домам. Как, наверно, и добыча. Только торчкам не сидится. Они выходят в любую погоду, дрожа под безразмерными куртками и пальто. Упертые. В морозном воздухе видно их слабое дыхание, чуть выходящее изо рта. Толкачи подкатывают на великах, сбывают дурь и спешат назад, в тепло.

Новогодняя ночь в меру чумовая, так что я мало что помню. Туса у Яссмины, у нее на хате, в Комплексе. Танцы в гостиной под Мавадо и Вибза Картела, с выключенным светом, а потом все собираются на лестнице и шмалят. Я заблевываю всю лестницу, и дядя Т кричит, давай, сынок, не держи в нутре, и все смеются. Потом я спускаюсь обратно и говорю, порядок, можно бухать дальше, кому налить «Хенни»? Позже я сижу на коленях Яссмины, у нее на кухне, и она говорит, тебе надо быть любовник, не налетчик. Затем я отключаюсь на ее кровати, один, а когда просыпаюсь, вижу остальных в отключке на кровати и полу: Пучка и Айешу, и других.

Мне не надо в универ. Могу делать, что хочу, до сентября. Йинка говорит, ну, теперь хотя бы ты сможешь больше времени проводить со мной, мы сможем по-настоящему начать планировать будущее.

Ты не понимаешь, говорю я. Я намерен делать серьезные движи с Готти, а когда разбогатею, мы с тобой сможем построить любое будущее, какое захотим.

Мне до этого нет дела, я просто хочу, чтобы ты старался больше времени проводить со мной.

Я с тобой уйму времени провожу, только на прошлой неделе я снял нам номер в отеле.

Я не об этом, Габриэл.

Ну, мне надо быть с братвой, на случай, если что-то наметится.

Братва, братва, и она всасывает воздух. Я охуеваю, Габриэл. Нелегко тебя любить. Иногда я думаю, ты больше любишь братву, чем меня.

Не глупи, говорю я. Я люблю тебя больше всех. Но, едва сказав это, я понимаю, что усилие, которого потребовали эти слова, означают, что они не от сердца. Я понимаю, что когда-нибудь мы расстанемся, но не могу заставить себя сказать ей это.

Я перестаю ходить в отделение полиции Паддингтон-грин каждый вечер, отметиться за условное освобождение. Я уже заебался, и они, похоже, тоже, птушта мама не звонит мне сказать, что снова приходили феды. Пока я зависаю у Пучка, ожидая, что Большой Д подкинет нам очередной движ или что-нибудь само нам свалится, в универе начинается новый семестр. Мне звонит Капо и говорит, что ему дают квартиру на двоих с кузеном Бликсом, на Фиш-айленде. Говорит, что я могу приехать и остаться у них, если будет нужно, и Готти тоже, поскольку Капо знает, чем мы занимаемся, и нам может понадобиться где-то залечь после скока или типа того. Больше ни слова, братан, я по-любому загляну в универ, надо вставить паре девочек, и он смеется и говорит, как иначе.

Как-то утром набираю Готти. Он говорит, ты будешь долго жить, ты знаешь, я только хотел набрать тебе, давай, подтягивайся скорее, я за домом Малого.

Небо ясное, солнце палит, куриные и овощные пирожки пышут жаром, камера в центре Комплекса смотрит вниз. Я вижу Готти перед подъездом. Он говорит, здоров, Снупз, глядя мимо меня, взгляд его где-то блуждает сам по себе. Солнце нависает над ним, быстро вскидывается и идет дальше, и я говорю, чего случилось, братишка? Он начинает рассказывать мне, как какой-то толкач нарисовался в переулке и стал забирать клиентов у него и Малого.