Кто они такие

Он-таки встает. И снова фигачит Готти бутылкой, но тот перехватывает ее, и она падает и разбивается, и тут до Стефано доходит, что, блин, эти чуваки, в натуре, хотят что-то со мной сделать, и он смекает, что надо делать ноги, птушта мы не намерены отпускать его, особенно зная, что у него при себе лавэ, ага.

Готти кричит, гони, блядь, лавэ, старик. Стефано пытается убежать, но Готти хватает его за капюшон и срывает с него куртку вместе с футболкой, так что он остается голый выше пояса и выскакивает мимо меня на балкон, и Готти такой, Снупз, держи его, и я хватаю Стефано сзади за шею, выхватываю перо и с ходу – вжик-вжик-вжик-вжик-вжик – всаживаю пять раз ему в спину, но не чувствую, как оно входит в тело, только вижу, как легко погружается внутрь, и ничего не происходит, хотя перо входит по самую рукоятку, а затем на спине открываются эти пять расщелин, и льется кровь. Длинными красными ручьями, по всей спине.

Стефано пробегает по балкону несколько метров и обхватывает себя, водя руками по телу, словно боится, что оно сейчас развалится и раскатится кусками по всему балкону. Я слышу, как он дышит – вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох – громко и натужно, с широко раскрытыми глазами, а его изрезанная спина сочится на балкон, и он бросает мне две мятые бумажки по пятьдесят фунтов, и я беру их и сую в карман. Готти говорит, вот что бывает, когда приходишь на чужой район и толкаешь хавку, ага. Я разворачиваюсь, не глядя под ноги, и поскальзываюсь на крови, чуть не падая, и Готти хватает меня за руку, и мы вдвоем бежим вниз по лестнице к выходу.

Выйдя из подъезда, мы встречаем одного брателлу постарше, тертого калача, которому за сорок, он такой, здорово, как сами, и идет к подъезду. А мы такие, ну, так, все путем. И возвращаемся на хату к Пучку.

Мэйзи только встал. Пучок готовит завтрак. Готти заходит в гостиную и говорит, Снупз сейчас пырнул Стефано пять раз, ага. И все сразу, вах, жесть какая, Снупз зверь. Я иду в ванную, вынимаю перо, раскрываю и принимаюсь смывать кровь, чтобы нигде ничего не осталось, затем складываю и убираю обратно в карман.

Я иду по магазам с Готти, разменять полтинник, купив какой-нибудь жрачки, и, когда мы идем через Комплекс, снова встречаем того брателлу, который тоже идет по магазам, и при виде нас он такой, эй, вы опасные, блядь, люди, вы опасные, и мы смеемся. Мне уже приелось зависать у Пучка, но сейчас обычный день, я – это я, Готти – это Готти, по-любому. Мы возвращаемся на хату к Пучку, и Готти ложится на кровать и спит, а я сажусь курить косяк с Мэйзи, и в кои-то веки мы смотрим телек, то есть никто не рубится в «Соулкалибур» или еще какую хрень, а в новостях сплошные перестрелки и поножовщина, и мать какого-то шкета, которого убили, говорит, Это Надо Прекратить, и я говорю, вот от такого дерьма, Мэйзи, меня с души воротит. Это просто разговоры в пользу бедных для братвы, заточенной кошмарить людей и все такое. Убийцы останутся убийцами, никто не вздрогнет и не скажет, вот же, черт, мы, в натуре, должны прекратить это, раз так сказала мама этого убитого типа. Мэйзи смеется, говорит, ты жжошь, братишка, но вообще ты прав, в натуре, и он обхватывает меня за плечи.

Это наводит меня на мысли о том, сколько же денег тратится впустую на эти кампании живи-без-оружия, то есть они нипочем не изменят настрой тех брателл, которые сверкают пушками и всегда держат перо в кармане, – эти ребята уже все для себя решили, они просто не мыслят другой жизни. Но правительство вечно устраивает это раздутое шоу с проповедями в школах и молодежных центрах, где какой-нибудь отмытый рэпер рассуждает о том, что в жизни есть нечто большее, и несет пургу, словно это все, что нужно подросткам, – слова какого-то чувака, не нашедшего себя на большой дороге и оставшегося ни с чем, так что теперь он готов быть хорошим. Как бы он это ни понимал. Что за беспонтовое гонево. Вы что, забыли, как сами выходили на дорогу и творили жесть? Готов поспорить, вам тогда никто был не указ. Но теперь, когда вы не при делах и больше не нужны братве, когда вы уже не бандосы и, наверно, сидите на пособии, птушта песенка ваша спета или типа того, теперь вы строите из себя кого-то другого. Да половина этих рэперов даже не замазана ни в чем серьезном, кто-то за всю жизнь не толкнул дури и на двадцать фунтов. Но вот правительство находит их и направляет говорить с подростками, внушать миролюбие и всю эту туфту про жизнь без оружия, пока едоки и убийцы, и толкачи смотрят на такого и думают, кто этот мудак, кем он себя возомнил? Пусть лучше не суется к нам на район со своими мульками, птушта у него их быстро отожмут.