Кто они такие

Кухня в лунном свете. Мне даже не нужно включать свет, чтобы увидеть миску посреди стола, в которой лежат всего четыре яйца, уже покрашенных, уже отполированных, и я подхожу к мусорному ведру, зная, что там лежит, но все равно хочу это увидеть. Там красная, зеленая, фиолетовая, голубая и оранжевая скорлупа в ворохе пустых пакетиков от краски, пищевых отбросов, целлофана и прочего мусора, и я закрываю ведро и присаживаюсь. Я за столом, держу в руках одно из оставшихся яиц – зеленое, моего любимого цвета, – и мягко глажу его, и я не знаю, в чем дело, но чувствую, словно где-то там я потерял часть себя.

В постели с духами

Клятва и обман,

убийство и воровство
и прелюбодейство
крайне распространились,
и кровопролитие следует
за кровопролитием[1].

Осия 4:2

Что я пытаюсь сказать, это что ты никогда не знаешь, что тебя ждет. Все, что тебе остается, это не дрейфить. В то утро, когда я сломал женщине палец, я совершенно не представлял, когда мы вышли на дело, что это случится. Но случилось, и все пошло по пизде, мы так и не сняли перстень, а затем Большой Д захотел, чтобы мы вернулись и сделали еще один движ, чтобы у нас было лавэ на нового коня. Как я сказал, шозахуйня это была?

Через несколько дней после того, как мы с Готти решили прекратить делать движи с Большим Д, мы зависаем на втором этаже дома Пучка – во рту горит от крылышек Баффало – и курим косяки. День скользит на мокром сером пузе, готовый почить в бозе. Хотя мы вслух не говорим, я знаю, что мы оба думаем об этом движе со сломанным пальцем и как нам надо было взять добычу.

Готти говорит, знаешь, нам надо переходить на мокруху. Надо стать киллерами. Я смотрю на него, но он даже не улыбается, просто уставился вдаль, высматривая то, чего там нет. Зубастые у него мысли. Как ты это понимаешь, стать киллерами? Ну, есть люди, которые заплатят тебе бешеных бабок, чтобы ты пошел и сделал кого-то призраком, ага. Особенно в Лондоне. Всегда кто-то хочет кого-то убить. Я такой, но к кому нам вообще пойти с этим? С чего ты вообще начнешь? Он такой, ну, есть способы сделать себе имя, ага. Все, что нужно, это скосить одного чувака, и люди поймут, ты в деле, а как поймут, что тебе это сошло с рук, тогда к тебе и потянутся конкретные головы, предлагая лавэ, чтобы ты позаботился об их проблемах. Я такой, вах, но как ты можешь быть вообще уверен, что тебе такое сойдет с рук?

Готти делает затяжку и пуляет косяк с балкона. Я вгрызаюсь в крылышко баффало. Он поворачивается ко мне и говорит, чувак должен пойти к этому джуджуке и вызвать духа. Духа? Ну да. Ты идешь к джуджуке, который водится с духами и имеет силу, – он делает какие-то вещи, типа, показывает, как провести ритуал, дает тебе каких-нибудь магических порошков, чтобы ты их сжег или насыпал себе в ванну, и тогда фигак – ты получаешь духа. Какого еще духа? Духа, который пристанет к тебе и будет защищать или делать для тебя какие-то вещи. Он может сделать тебя невидимым или чтобы пули не брали. Я говорю, богом клянешься, братан? Жизнью мамы, Снупз, я знаю пару чуваков, которые пошли валить одного типа, они в упор изрешетили его, выпустили всю обойму, а пули пролетели сквозь него, словно его там не было, и брателла убежал от них. Не смогли его убить, ты понимаешь. Есть такие силы. Есть люди с такой силой, что могут стать невидимыми, так что феды их не видят, когда они идут творить жесть, ага. Я такой, вах, это реальная вещь? Готти говорит, ну да, брат, и смотрит на меня, не моргая – полный штиль в озерах его глаз, – и говорит, братан, это сто процентов реально, дай-ка мне крылышко. Я даю ему коробку, и он берет одно. Затем облокачивается на поручень и говорит, но нельзя зашкварить эту силу, нельзя совершить ошибку. Если джуджука скажет, ты должен носить эти бусы, в тот день, как их снимешь, дух отделится от тебя, и тебе крышка. Вся жизнь под откос. Или он может сказать, что ты лишишься сил, если будешь трахать телку в этих бусах. Я облокачиваюсь на облупленный поручень. Голова у меня идет кругом, но я, наверно, просто накурился дури. Готти бросает куриные косточки с балкона и облизывает пальцы.