Кто они такие

Теперь, когда я окончил второй курс универа, мне приходится убивать уйму времени, и я иду в Гроув, к Дарио, который вернулся в Лондон. Я недавно прикупил шокер и захожу с ним в этот массивный двадцатичетырехэтажный дом на Латимер-роуд, где Дарио зависает с местными дедами. Я показываю им шокер, и один из них хочет купить его. Мне хочется курицу с картошкой, птушта в животе урчит, но у меня лавэ нанэ, и я такой, загоню тебе шокер за наличку. Один филиппинский брателла дает мне полтинник и тут же начинает шарахать себя шокером в гостиной, прикладывая к руке и роняя после разряда. Затем все начинают шарахать себя, чтобы проверить выдержку.

Мы с Дарио уходим с хаты и трусим к куриной закусочной рядом со станцией «Лэдбрук-гроув». Мы выходим на шоссе, по которому братва отмечает границу Гроува, – здесь они толкают труд и бадж торчкам, выползающим по ночам, словно призраки из иного измерения. На мне черная «Ава» с кожаными рукавами и воротником, а во рту грилзы с брюликами, на руке новые часы «Аква-мастер», какие я ни у кого больше не видел, дикий эксклюзив, с золотым ободком и циферблатом в крохотных белых брюликах. К нам подкатывает один брателла на мотоцикле и говорит, йо, что за часы, ганста? Я такой, да это «Аква», а он, вах, никогда таких не видел, просто бомба, и я такой, как иначе. Мы проходим мимо метро и заходим в закусочную.

Я подхожу к стойке – йо, хозяин, прими-ка двойной заказ, хочу полгрудки (и не жалей бургерного соуса на картошку) и банку «Миринды», ага – и тут заходит этот брателла, Токсик, подходит к Дарио и говорит, йо, Дарио, где мои лавэ, ты мне должен восемьдесят фунтов. Дарио говорит с улыбочкой, старик, я все тебе отдам, когда отдам, а сам вынимает стопку полтинников и платит за курицу. Токсик смотрит на Дарио и качает головой, так что дреды из-под пидорки рассыпаются по плечам. Он давно знает Дарио, поэтому разборки не предвидится, хотя становится напряжно. Токсик говорит, старик, как это ты вынимаешь полтосы и говоришь, ты мне все отдашь, когда отдашь? Не высаживай. Дарио с ним выходит на улицу, и мне видно через витрину, как они базарят, пока я ожидаю свой заказ, подпирая стену в углу.

Я смотрю влево и вижу, как в закусочную заходит этот брателла, Крутой Флюид. На его заостренных золотых грилзах на верхней челюсти играет свет, но глаза под кепкой в тени, и с ним заходит орава, человек десять, все в капюшонах, и все идут на меня. Я понимаю, что к чему. Я ждал этого дня.

За несколько месяцев до того этот Крутой Флюид увидел, как мы с Дарио идем к метро «Вестбурн-парк». Он подкатил к нам на мотоцикле и сказал Дарио, как сам, а потом наклонился к нему и спросил что-то на ухо. Дарио нахмурился, шагнул назад и сказал, не, старик, не прокатит, не пойми превратно, но тебе это не понравится, поверь. Тогда брателла развернулся и укатил. Я сказал Дарио, шозахуйня это была?

Снупз, тебе лучше не знать.

Браток, ты должен сказать мне, что он сказал.

Тебе не понравится, Снупз.

Что он сказал?

Он спросил, можно тебя съесть?

По сути, он спрашивал Дарио, можно ли меня ограбить. Дарио знал, что я взбешусь, птушта это показатель полного неуважения. Меня заколбасило, я высел на измену, не разговаривал, только и думал, что мне нужно пойти, въебать этому брателле, и сделать это раньше, чем расползется слух, что он спрашивал, можно ли меня съесть – стандартное начало травли, – а я ничего с этим не сделал. Позже в тот же день я был в парке с двумя чуваками из Гроува и рассказал, как на меня наехал Крутой Флюид, и один из них сказал, блин, как увидишь его, нужно, чтобы прилюдно, сразу подходи и бей. Но он мне больше не попадался.

Итак, прошло четыре месяца. Когда я вижу, как пахан заходит в закусочную с этой оравой, все словно встает на свои места, словно я вдруг проснулся, птушта перед этим к нам подрулил тот брателла, заценивший мои часы, и он откровенно растрезвонил всем на районе, йо, там этот белый хрен сверкает клевой «Аквой» и грилзами с брюликами, а Крутой Флюид должен был помнить меня и сразу завестись, типа, вах, идем, съедим его. Я знаю, как думают эти чуваки: если это белый хрен, он, наверно, рохля, ага, зассыт к чертям, если мы наедем на него. Короче, когда я вижу, как они заходят в закусочную, я понимаю, что к чему, понимаю, что от судьбы не уйдешь.

Закусочная окутана теплым запахом дешевого жира и залита светом от всех этих световых меню с курицей и картошкой, и свежими, сочащимися бургерами (совсем не как в реальности), а над кассой сияют особые предложения, выделенные цветом, и тут с улицы врывается этот ебучий циклон, громыхая издалека, – все идут на меня, натянув капюшоны, даже не взглянув в сторону меню.