Кто они такие

Да, я знаю, кто такой Стефано. Но погоди, ты говоришь, Готти пырнул Стефано, да?

Ну да, так мне Готти сказал.

Я качаю головой и смеюсь, разбитое стекло у меня во рту, и говорю, Готти ни разу не пырнул Стефано. Это сделал я. Больше я ничего не говорю и иду к Пучку, пока Аккурат стоит посреди Комплекса.

Курица с картошкой

Каждый день нужно выполнять медитацию

о неизбежной смерти…
каждый день, без исключений,
нужно представлять себя мертвым.

Ямамото Цунэтомо, «Хагакурэ: Книга самурая»

Богом клянусь, я еще раньше видел, как это случается со мной, до того, как оно случилось, – в видениях, во снах, в воображении.

Я все больше начинаю параноить и пытаюсь заглушить мысли дурью – шмалю амнезию без остановки с утра до ночи, – хочу мощнейшего прихода, чтобы напрочь отъехать и уснуть. Но на самом деле это не работает, я только теряюсь в лабиринтах мыслей, пока время незаметно пролетает, и я возвращаюсь к тому, с чего начал. Полная шиза.

Если я иду один по дороге, и мимо проходят люди, мне начинает казаться, что они болтают про меня, я слышу обрывки разговоров, и у меня в уме они складываются во что-то, относящееся ко мне. Иногда, зуб даю, я слышу, как за спиной у меня болтают люди, и я оборачиваюсь на них, а там никого. Когда кто-то перехватывает мой взгляд – в метро или на улице, – я тут же вскидываюсь и говорю, на что, блядь, уставился? Или, к примеру, меня засекает кто-нибудь из братвы, и я делаю рожу кирпичом и сую руку в карман, где у меня выкидушка – я купил новую пару недель назад, с металлической ручкой, которая не сломается, как предыдущая, – и раскрываю ее, готовый раскроить чуваку рожу. Жду, когда рванет. Но всегда впустую.

Словно бы я готовлюсь к чему-то неизбежному и необходимому. Я теперь один на дороге, не то что раньше – Готти меня наебал, а Рекса посадили, и мне одиноко, как никогда. Периодически ловлю себя на ожидании того, что Готти позвонит мне, и окажется, что это все какое-то глобальное недопонимание, но я тут же понимаю, что вру себе, и тогда сердце наполняет гнев, горящий, раскаленный, так что кажется, единственный способ унять его – вырвать себе сердце. Я больше не могу пить «Реми-ред», птушта это напоминает мне о Готти, а еще мне теперь приходится проходить в одиночку долгий путь от Комплекса до дяди Т, обходя квартал Д, чтобы никто не окликнул меня, но больше даже из-за мыслей о том, что сказал Пучок, когда предупреждал насчет дружбы с Готти – что, если теперь, когда ему дали птицу, кто-нибудь решит отыграться на мне за то, что Готти перешел им когда-то дорогу?

В последний семестр второго курса я иду с Капо на склад в Восточном Лондоне и покупаю бронежилет. Но, поносив его пару недель, я передумываю, птушта футболка вечно мокрая от пота, и от жилета идет духан, что мне ни разу не надо, особенно если я кадрю цыпочек.

Окончив второй курс, я возвращаюсь на хату к родителям и вижу, что отец никак не решится мне что-то сказать. Как-то раз, ближе к ночи, когда я сижу с мобилой за кухонным столом, он останавливается у двери и говорит, знаешь, Габриэл, меня больше всего тревожит, что однажды кто-нибудь придет сюда и попробует убить тебя. Или придет полиция и скажет, что ты мертв. Или что ты кого-нибудь убьешь.

Я поднимаю на него взгляд и говорю, тата, никто не знает, что здесь мой родительский дом, никто, не волнуйся. И он так пристально смотрит на меня, словно на рентгеновский снимок, выискивая что-то, о чем его предупреждал врач, а затем говорит «доброй ночи» и идет спать.

Я никогда не думал, что отец так волнуется за меня. Теперь же я понял, что взрослые – это просто выросшие дети. Пока ты мелкий, ты думаешь, твои родители неуязвимы. Типа, им никогда не бывает страшно, или грустно, или еще как-то не по себе. И что они никогда не врут и не хотят больше, чем имеют. Но на самом деле это не так. Родители – это выросшие дети, со своими страхами и грустью, которые они все время несут с собой, просто, повзрослев, они научились скрывать это. А у себя в душе они все те же, только их тела и лица меняются, и они чуть больше понимают окружающий мир. Мне интересно, какими мои родители были в детстве, в каком клубке страхов и надежд они росли. Если бы я смог перенестись назад во времени, когда меня еще и в проекте не было, даже раньше, чем родители узнали о существовании друг друга, я бы сказал им, будьте сильными, соберитесь с духом, все только начинается.