Кто они такие

Они обступают меня в углу, так что деваться некуда. Я все так же подпираю стену, словно мне по барабану, а сам думаю, кто ударит первым. Крутой Флюид подходит ко мне и говорит, бомбические часики, старик, пялясь на мое запястье. Как только он это сказал, один шкет в толпе говорит, съешь его, съешь его, не глядя на меня, хотя стоит прямо передо мной. И я такой, кого это съесть, старик? Кого ты, блядь, собрался есть? Шкет молча сливается с толпой, напирающей на меня. Крутой Флюид снова говорит, бомбические часики, старик, и грабастает их за края, словно хочет рассмотреть циферблат. Я убираю руку и говорю, не трогай, блядь, мои часы, старик, и он сразу, что, не хочешь по-хорошему, а? Я ему, что по-хорошему, старик? Что тут, блядь, хорошего, если ты грабастаешь мои часы, словно хочешь снять их? Я всасываю воздух, а он придвигается ко мне вплотную, так что козырек его кепки задевает мне лоб, и говорит, ты откеда, старик?

Я понимаю, что сейчас будет. Понимаю, что меня будут пиздить. Что через несколько секунд я буду драться за свою жизнь и имя, и все, чем мы сейчас занимаемся, оттягивает неизбежное. Представь. Реальный момент, когда ты видишь будущее и понимаешь, что не можешь его изменить. И я такой, да ебись оно конем – Гроув в контрах с Южным Килли, они все равно не любят ЮК, так что я говорю, я из Южного Килберна, старик, зная, что это только обострит конфликт. Брателлы, окружившие меня, такие, хах, ЮК, в натуре? И тогда Крутой Флюид такой, где живет твоя мама? Как только он это сказал, я думаю, не, ты тронул мою маму, за это ты получишь, я Снупз, я делаю движи и творю жесть, на которую у этих чуваков кишка тонка, я для всех для них чувакбандос, ну нахуй – и БАЦ, бью его по роже со всей дури. Он летит кубарем. Толпа пятится. Застывает. Крутой Флюид ковыляет к выходу, типа, сам пришел, сам ушел. Я хватаю его за капюшон, тяну к себе и начинаю мутузить его по башке – жах-жах-жах. Тогда множество рук хватают меня за воротник и тянут вниз. Я теряю равновесие и падаю на грязный кафельный пол закусочной, а братва ебашит мне пенальти по спине и голове, и куда попало. Искры из глаз. Я инстинктивно сжимаюсь в комок, защищаясь, но тут же понимаю, не, вот так людей избивают до отключки, когда они сжались в комок, и все выбивают из них дерьмо, пока чей-нибудь удар не отправит тебя в нокаут. Ну нахуй. Я вскакиваю и бью руками наотмашь, и на секунду они отступают, словно волна от берега. Но потом кто-то внезапно бьет меня сбоку в голову, и я пытаюсь отойти к стене, чтобы никто не мог ударить меня сзади. Секунды тянутся, как в замедленной съемке, и каждая становится отдельным и важным моментом. Единственное, что существует, это галактика здесь-и-сейчас, в этой закусочной. С улицы вбегает Дарио, хватает одного хрена и отбрасывает, крича, ладно вам, чуваки, ладно вам, защищая меня от града ударов, и я понимаю, что они стараются не ударить его, птушта большинство из них знают его, так что они пытаются обойти его, чтобы достать меня. Я в углу, стою на одном колене, спиной к стене, чтобы им было трудней попасть в меня и никто не мог подкосить меня, и закрываюсь кулаками. По полу скрипят кроссовки, все орут, как бешеные, хотя я не могу разобрать ни слова, я закрываю голову и уклоняюсь, а по рукам мне сыплются удары руками и ногами, и я словно тону, словно не могу вынырнуть, а затем сбоку один пацан сует мне палец в правый глаз. Я хватаю его за палец, птушта он конкретно засунул его – правый глаз у меня вдавился вглубь глазницы, – и, когда я его вынимаю, глаз становится на место, но все чернеет, и текут слезы. Я пытаюсь сломать ему палец, но он выкручивается и отступает.

И после этого все словно схлынуло. Я поднимаюсь с колена и встаю, а все тянутся к выходу, и, богом клянусь, это какие-то ушлепки, птушта они бросают на ходу, а, ему вставили, вставили. А я кричу, да нихуя, вы все фуфло, не можете даже вырубить чувака? Но они все равно выметаются, а я смотрю на пол закусочной и вижу длинный ручей крови на грязных плитках и думаю, бля, зацепили меня. И начинаю ощупывать себя насчет порезов, трогаю спину и бока, куда пришлась большая часть ударов, птушта я знаю, когда тебя пыряют, можно спутать это с сильным ударом. Ощупываю жопу, птушта чуваки любят пырнуть в жопу, птушта знают, это тебя не убьет, но вызовет дикую боль, ага. Но на мне нигде нет крови – остается только лицо. На стене небольшое зеркало, и я подхожу к нему и вижу, что на лице у меня ни единой отметины ниже лба, ни даже синячка или царапины. Но прямо надо лбом лиловый след чьей-то блядской подметки и след от печатки, и в волосах лиловые россыпи синяков. Но без порезов. На полу кровь Крутого Флюида – это я врезал ему по зубам, когда он хотел снять с меня часы, – это все кровь из его рта.