Кто отличит одно от другого? (СИ)

Алиса рывком села на кровати и только потом, кажется, распахнула глаза. «В добрый дальний… В добрый дальний…» — то звенело в ушах, то шептало у виска еле слышно, почти неразличимо. Она судорожно озиралась, но в темноте ночи ничего нельзя было рассмотреть.

И всё же — не мелькнёт ли поблизости всполох ядрёно-рыжих волос?

Дыхание, между тем, постепенно замедлялось, приходя в норму, и тонкая вена на изящной шее перестала так напряжённо пульсировать. Алиса вдруг осознала, что изо всех сил сжимает в пальцах шёлковую ткань одеяла, и тут же расслабила ладони. Взгляд внимательных глаз, медленно привыкавших к мраку, зацепился за очертания знакомых предметов: секретер с затейливой резьбой, старинное зеркало, жадно впитывающее слабый лунный свет, и, конечно же, любимец — письменный стол, за которым прежде работал её отец.

Она у себя дома. Не в Стране Чудес. Дома. Значит, и Шляпника здесь быть не может.

Алиса встряхнула головой, окончательно приходя в себя после сновидения. Каждый раз ей снилось одно и то же, каждый раз она просыпалась посреди ночи с неистовым, рваным сердцебиением и с комом в горле, как бывает после кошмаров. Её же кошмар жил в реальности — а во сне она бродила по просторам Страны Чудес со своими верными друзьями, и Шляпник кружил её в воздухе, подхватив, подобно невесомой травинке. Но в конце — каждый, каждый раз — его широкая улыбка таяла, и Алиса вдруг начинала отдаляться от него, будто неведомая сила затягивала её в водоворот. «В добрый дальний…» — шептал Таррант, и его взор тускнел, меняя трепетную нежность на глухую тоску.

Как никогда хотелось вернуться. Алиса мечтала сбежать от своей боли, от горя, что стискивало её сердце железной рукавицей. После того, как её мать и сестра погибли, ничто не держало в этом мире, погрязшем в жестокости, алчности и беспросветной скуке, приправленной насквозь лицемерными правилами этикета. Постараться уснуть снова — верный способ забыться и перенестись хотя бы на время туда, куда она стремилась всей душой. Но сон не шёл, жестоко лишая возможности скрыться от воспоминаний, которые тут же принялись грызть её, точно стая оголодавших диких собак.

Мать отправилась в Англию, оставив Алису в Китае, но пообещала скоро вернуться вдвоём с Маргарет. Миссис Кингсли скучала по старшей дочери и рассчитывала уговорить её присоединиться к ним хотя бы ненадолго. Ей это удалось, но в пути их корабль попал в чудовищный шторм и затонул. Алиса так и не дождалась родных. «Мои соболезнования, мисс Кингсли», — слышала она всюду. Эти пустые слова шлейфом тянулись за ней, вызывая желание кричать от безысходности. Никто не соболезновал, а она потеряла самое дорогое, что у неё было. История с родителями Шляпника открыла ей глаза, научила дорожить семьёй, но у палки оказалось два конца: без матери и сестры мир Алисы превратился в жалкое подобие себя прежнего. Она винила себя в их смерти, полагая, что, если бы отложила дела и сама поехала за Маргарет, то смогла бы справиться с бурей.

Лондон встретил её мелким, колючим снегом — нечастый случай для здешней зимы. Захоронения на Хайгейтском кладбище подёрнулись бело-серой пеленой. Могилы миссис Кингсли и Маргарет ютились рядышком, выдержанные в строгом, классическом стиле, но все знали, что гробы пусты, ведь никто не ищет тела погибших в море. Отец рассказывал когда-то, что души тех, кто сгинул в пучине морской, превращаются в огни маяков, чтобы те светили ярче, помогая другим мореплавателям. В детстве эта красивая легенда воодушевляла, давая веру в лучшее, но теперь Алисе стало всё равно. Эта мысль ничуть не утешала.

Светские приёмы сменяли друг друга, сливаясь в один нескончаемый поток шума и оседая на ушах навязчивой музыкой камерных оркестров. Все упорно приглашали «эту чудачку мисс Кингсли», ведь она достигла успеха в своих экспедициях, и её богатство заставляло с ней считаться. Очевидно, шушукаться за спиной, почти не понижая голоса, было напыщенным разодетым леди и джентльменам в удовольствие. Чего только Алиса не наслушалась о себе за это время. Лишь раз она краем уха уловила, как молоденькая девушка, недавно начавшая выходить в свет, робко промолвила что-то о заслугах мисс Кингсли в налаживании связей с отдалёнными государствами… Мать девушки громко шикнула на неё и поспешила перевести тему, натужно хихикая.

И всё же Алиса продолжала принимать приглашения. Сейчас она делала это механически, не отдавая отчёта в своих действиях, но прежде в них был смысл — она искала дорогу.

Её собственным маяком — единственным маяком — оставались розовые сады Страны Чудес и неистовый огонь в глазах Шляпника, глазах такого безумного зелёного цвета, который не существовал в природе. И вот мисс Кингсли металась от раута к рауту, из особняка в особняк, силясь в любом зеркале обнаружить портал в другой мир. Однако гладкая поверхность зеркал оставалась недвижимой, немой к мольбам, беспристрастной перед исступлением. И даже то самое зеркало в доме Эскотов молчало — как самое обычное стекло, хрупкое, но всё же, несомненно, твёрдое.