Если не доехала, значит, что-то случилось по пути. Нарайн тут же взнуздал коня, поправил седло и помчался назад к воротам. Ворота уже заперли, дорога в город опустела — Салемы и тут не было.
Теперь до Козьего Брода он ехал медленно: конь ступал осторожно, чтобы в темноте не повредить ноги. Тем лучше. Можно было рассмотреть обочины и даже чуть глубже в стороны от мостовой. Но ни Сали, ни даже ее следа найти не удалось.
А если все дело как раз в завсегдатаях «Брода»? Если Нарайн проморгал невесту у дороги, а сама она не захотела в канун своей свадьбы сидеть в маленьком трактире среди пьяных и грубых инородцев, то могла бы проехать дальше? Могла, почему нет? Ведь пропала же она куда-то… Нарайн снова вскочил в седло и помчался теперь в другую сторону — к деревенскому храму и тому служителю, с которым договаривался.
Небольшой храм тонул в тени густых кустов сирени и акации, в темноте и не разглядишь, если бы не пара ярких фонарей у входа. Фонари горели, гостеприимно освещая вход. Салема тоже могла проезжать мимо, заметить свет и догадаться, где ее ждут. Нарайн так живо представил это, что почти увидел, уверился!..
Но служитель только руками развел:
— …в этих краях семей из наших немного, я каждого в лицо знаю, а уж красавицу рода Вейз и подавно ни с кем не спутаешь. Нет, славный, твоя невеста в храм не заезжала.
Жрец промолчал, удержал обидные слова, но и так было понятно, что он, как и молодая умгарка, думает: не приехала — значит, не решилась… да и хотела ли она вообще выходить за него?
Обидно… но обида — пустяк: найдет Сали — разберется. Хуже, что непонятно, где и как теперь ее найти? А если с ней правда что-то случилось — как быть? Как помочь? Куда бежать, у кого спрашивать?!
Одно было ясно наверняка: он не отступится, пока есть хоть малейшая надежда. А надежда оставалась! Брак действителен и законен только тогда, когда он заключен в День Младшей, не раньше. Это значит, начинать церемонию надо с рассветом, а до рассвета — целая ночь. За ночь Салема непременно появится, найдется! И все сама объяснит.
А пока он снова вернется в условленное место — к Козьему Броду.
До утра Нарайн еще трижды мотался к воротам, к храму и снова к переправе, замучил коня, извелся сам, но все никак не хотел прекратить поиски. И только когда солнце почти поднялось из-за горизонта, ему ничего не осталось, как признать очевидное: надо возвращаться.
Она не пришла.
Почему? Творящие знают… Конечно, всей душой хотелось верить, что Сали что-то задержало. Что-то настолько важное или неодолимое, что оказалось сильнее ее обещания, сильнее любви к нему и стремления выйти за него, остаться с ним навсегда.
Но что это могло быть? Что бы такое остановило самого Нарайна? Он снова и снова перебирал в уме всё, что только мог придумать: заболела? Задержал кто-то из домашних? Родители узнали и помешали? Или, быть может, что-то случилось по дороге? — и отметал причины одну за другой. Виделись вот, недавно, и Салема была совершенно здорова! За пару суток заболеть так, чтобы не сесть на лошадь? И именно в этот день? Нет, невероятно. Задержали? Да глупости! Салема легко отделается от любого — ему ли не знать, какой настырной она порой бывает…
Если только сам славнейший Геленн не узнал о побеге и не запер дочь…
Но откуда?! Кто бы мог проболтаться? Сама Салема могла сказать только брату. Значит — Гайяри? Нарайн представил — и даже усмехнулся. Не-ет! Салема брату верила, значит и Нарайн должен. Не может он да и не хочет спорить с любимой, вставать между ней и Гайи, который ей так дорог. Значит, будет верить. Просто верить — и все.
Но если не заболела и не задержали, то остается… только несчастье в дороге, еще там, в городе за стеной? Мысль показалась такой простой и верной, что внутри похолодело: Нарайн дернулся, невольно натянул поводья — конь всхрапнул и встал, обиженно косясь на хозяина.
Тогда лучше пусть не любит и отказалась! Пусть бросила у алтаря, пусть еще десять раз бросит, только бы сама осталась целой и невредимой… потому что если это правда, если с Салемой что-то случилось еще вечером, теперь он точно ничего не успеет! Разве что разузнать…
Нарайн наклонился к коню, потрепал по шее:
— Вперед, хороший, ну, пошел, — и, опустив повод, подтолкнул ногами.
*14*
Своей идеей побега Салема сразу же поделилась с подругой. Из близких Лоли оказалась единственной, кто готов был искренне радоваться за них с Нарайном, так стоило ли скрывать?
— Ты такая смелая, Сали! — восхищенно шептала Лолия, и глаза ее просто сияли от восторга и любопытства, — я бы ни за что не додумалась… А если бы и додумалась, то сказать о таком мужчине! Нет-нет, я бы не решилась. Это же… как самой в жены напроситься.
— Да что такого? — от собственной дерзости у Салемы дух захватывало, но перед подругой хотелось казаться невозмутимой. — Некоторых мужчин если к алтарю не потянешь, то до старости не дождешься. — И тут же спохватилась: — О, нет, это не про Нарайна, он-то меня любит, и в жены звал. Только родители против, и мои, и его.
Но Лоли продолжала повторять:
— И все равно, ты молодец!.. Как же я тебе завидую…