Кто служил в армии, в цирке не смеётся

— Во…, Боря, ты самую суть понял и даже планчик небольшой накидал, где первым пунктом идёт — Вымыть шею…

— Всё вам смешки, товарищ подполковник, а мне отдуваться…

— Нам, Боря…, нам с тобой вдвоём, если что, под жопу и дадут, и на пенсию выгонят…

— Ага, вы уйдёте туда подполковником и командиром полка, а я только майором. Я тоже подполковника хочу получить.

— Ладно тебе хныкать. Во всё этом надо и положительные стороны видеть — зато познакомишься со знаменитой артисткой и ещё хвастать потом этим будешь…

— Да на хрен мне такое знакомство. Как женщину я бы её и трахнул, а как артистка она на мой взгляд совершенно посредственная, а так одни только головняки от неё.

Командир расхохотался во всё горло:

— Самое интересное, что ты её и оттрахаешь. Даже не сомневаюсь в этом, и солдатика этого оближешь с ног до головы, и наши борзые Даги в его сторону даже смотреть не будут, зная что это твой солдат и по еблищу получат мигом, если они даже только мирно поздороваться с ним захотят… Всё, Боря иди… Иди, а то пиво нагреется.

Командир отпускающе махнул рукой, а я предложил:

— Товарищ подполковник, может присоединитесь к нам? А?

Подполковник с укоризной посмотрел на меня:

— С тобой и с твоими командирами батарей — запросто, а вот с комбатами первого дивизиона — это только себя не уважать.

— Так может… я сюда притащу пива, рыбки — сядем, расслабимся…, — предложил сразу другой вариант.

— Иди…, иди, Боря. Сплачивай и спаивай свой коллектив…, — и уже когда я был на пороге добавил, — да… чуть не забыл. Дивизия предупредила, что вот эта артистка приедет сюда недельки через две и обязательно проведает своего любимца-протеже. Так что солдат должен быть всегда чистый и без, не дай бог конечно — синяков… Про отрицательные впечатления от службы, я вообще не говорю.

Моё появление в канцелярии, встретили хмельным и одобрительным гулом, судя по которому было понятно — ребятишки успели уже влить в себя по литрику и уже слегка расслабляющее поплыли. А я с удовольствием посмотрел на своих комбатов капитана Панкратова и лейтенанта Семухина. Семухин хоть и двухгодичник, но толковый и добросовестный, которому можно было поручить любую задачу. Про Панкратова и говорить не хотелось — любой командир хотел бы иметь такого подчинённого — грамотный, ответственный, просто добросовестный и я уж не говорю про хороший боевой опыт. Третий комбат у меня был вакант. В первом дивизионе — тоже два комбата, два двухгодичника. Яркие представители «пиджакового» племени. Лейтенант Глазырев — невысокого росточка, худенький, но чересчур активный и бестолковый. Вроде бы не дурак, схватывал всё на лету, но делал как специально всё наоборот. Как говорит мудрая армейская пословица — «Лучше иметь в подчинении предателя, чем подчинённого дурака. Ещё хуже, когда дурак с инициативой». Там хоть знаешь, что предатель предаст рано или поздно, а вот дурак может подставить в любой момент. Особенно когда он инициативный. Лейтенант Харченко, наоборот длинная дылда, по характеру сангвиник. Этому даже ничего и не поручалось. Бесполезно, только под непосредственным руководством. Так что командир полка был прав. Но ничего, я не командир полка — могу с ними посидеть и попить, тем более что они меня уже обогнали на целый литр и мне надо догонять.

В отличие от меня, офицеры сразу поняли, про кого я говорю, когда рассказал о причине вызова к командиру. Харченко и Глазырев восхитились самой возможностью познакомиться и с отпрыском знаменитой фамилии, и с самой знаменитой артисткой. Мой Семухин озадаченно хмыкнул, а Игорь Панкратов с осуждением посмотрел на «пиджаков» первого дивизиона, коротко и ёмко бросив:

— Дебилы…

— И что делать будем? — Спросил Игорь.

Я хорошо отхлебнул пива, на секунду задумался, а потом с досадой ответил:

— Что, что…? Завтра пойду его получать и буду думать, как его сплавить…

— Зачем? — Чуть ли не хором и удивлённо спросили Глазырев и Харченко, — ведь прикольно, товарищ майор, ни у кого такого солдата нет, а у нас есть…

— Да…, «широка страна моя родная…», — с презрением в голосе проговорил Панкратов, глядя на веселящихся Харченко и Глазырева, а потом злым голосом стал просвещать безлошадных командиров батарей — что такое солдат, особенно такой, какой придёт завтра. А я, под его ворчливо-осуждающий голос, неслышно погрузился в прошлое и перед моим мысленным взглядом как бы строем прошли все бойцы, которыми когда-либо командовал здесь, в Союзе и уже потом, в Вооружённых Силах России. Были они разные и всякие. И хорошие, с которыми легко было служить, и плохие, которых нужно было заставлять служить. Толковые и бестолковые. Холерики и сангвиники. Добросовестные и хитрожопые. Умные и чересчур «вумные», которым «ум» мешал правильно смотреть на жизнь и на службу в армии. Всякие. И все оставили в душе свой след: кто хороший, а кто не очень…