Кто служил в армии, в цирке не смеётся

Я снова подтянул к себе желтоватые стандартные листки протоколов на плохой, желтоватой бумаге и пощёлкал ногтями по ним:

— Слушай, я в этой сексуальной нише совсем не ориентируюсь. Вот тут имена Рита и Зина — Это кто такие?

— Так это и есть гомосеки, которые и сняли твоего сержанта. Они пассивные, поэтому и носят женские имена, а твой активный. То есть тот, кто в жопу порет.

Я снова бегло прочитал протокол, из коего следовало. Данные Рита и Зина в поисках сексуального партнёра оказались на территории военного городка, где увидели выходящего из офицерской столовой сержанта. Подошли, попросили закурить и разговорились, в ходе чего быстро выяснилось, что сержант по имени Андрей «ихних кровей». Сержант провёл их уже на территорию части, в какое-то здание. Где в одном из кабинетов всё и произошло. Удовлетворённые прошедшим актом, они собрались уходить, но в этот момент в кабинет ворвались солдаты и стали их шантажировать на деньги. У них денег не было и тогда они стали угрожать Андрею. А потом появился офицер с красной повязкой и всех повязал. Их, Зину и Риту, отправили в Чкаловское РУВД…

— А почему женские имена? Они ведь мужики…, — повторно задал наивный вопрос, забыв, что уже задавал ранее менту и тот весело рассмеялся над моей простотой.

— Да…, видать тебе не приходилось с этим гавном сталкиваться. Пассивные они — вот и женские имена. Твой сержант их в жопу драл.

— А мне можно на них посмотреть? — Задал следующий вопрос.

— Не стоит, да и отпустили мы их. А зачем это тебе?

— Любопытно взглянуть, хоть представление иметь…

— Ха…, — коротко хохотнул капитан и тут же задал сам вопрос, — Ты то сам, как характеризуешь своего подчинённого? Ну и внешне тоже.

— Да, в принципе, до этого момента ни хорошо, ни плохо. А внешне, что-то от хорька у него в лице и неприятное присутствует…

— Вот, — удовлетворённо произнёс капитан, — а теперь представь себе, что ему пятьдесят лет, жизнью побитый, испитый мужик… На лицо… и проработал он в Уралмашевском морге последние пятнадцать лет, пил там, там же среди трупов трахался… Представил себе? Во. Вот это и есть Рита и Зина. Старые педерасты… Я как чувствовал, поэтому тебе копии протоколов эти пидарюгов переписали. Почерк, правда, херовый, но прочитать можно. Бери.

Сержант Савельев играл в пленного партизана и до моего приезда держался стойко, ни в чём не признаваясь:

— Нет и всё… Ничего не было. Мужики были, но я их не знаю… Типа: шли мимо и зашли в кабинет начальника штаба полка воды попить. Короче, мазался по-детски…

Весь допрос происходил в этом же кабинете и на начальника штаба было жалко смотреть, от той маски омерзения, которая приклеилась с самого утра к лицу, когда он узнал что здесь…, вот прямо на его рабочем месте… и происходило. Он стоял растопыренный посередине кабинета, боясь прикоснуться к любому предмету и части интерьера, на которых явно лежала печать осквернения. И он не знал — Что теперь делать? Если бы был свободный и подходящий кабинет — ни секунды не медля, он бы переехал туда. Причём, не взяв из этого кабинета ничего. За исключением бумаг и документов, хранящихся в сейфе. Но кабинетов не было и ему приходилось мириться с мыслью, что придётся прикасаться к столу, на который наверняка опирались грязными ручонками гомосеки, когда их пердолили в жопу, садиться на стул, где… Короче…

— Цеханович, ну…? — Прозвучал одновременно и единым вздохом присутствующих вопрос, когда я зашёл в кабинет. Не торопясь, достал из кармана листки протоколов и устроил громкую, выразительную читку. И чем дальше читал, тем ниже опускалась голова Савельева.

— Уууууу…, — как от зубной боли застонал начальник штаба, мотая как бык на водопое головой, а когда я ещё добавил некоторые подробности и рассказал, что из себя представляли Зина и Рита. Подполковник бешенным ударом ноги распахнул дверь и неистово завопил в коридор, — Наряддддд…, наряд по штабуууууу…

Когда они заполошено влетели в кабинет, начальник штаба стал тыкать пальцем во всё:

— Это… это…, это…, это… и вот это… Всё на хер отсюда. Можете сжечь, можете выкинуть…, можете всё пустить на дрова…, но чтоб этой…, этого здесь ничего не было…

Потом повернулся к Савельеву и ткнул пальцем в его сторону:

— Цеханович, забирай эту суку… Я смотреть на него не могу.

Я сидел за столом и молча разглядывал подчинённого. Что говорить ему? О чём? Не знаю? Тут недавно узнал, что Чайковский тоже был гомиком и трахался со своим конюхом, от которого несло за версту навозом. Он пытался честно бороться со своим грехом, но ничего у него не получилось. А я как узнал про Чайковского, так он для меня перестал существовать и как русский, и как человек, и как композитор. Или известный балерун, знаменитый говорить не хочется, Нуриев. С этой нашей демократией и свободой слова, узнал и про это ЧМО. Причём, наша независимая пресса преподносило это так, как будто если бы он не был голубым, он бы так не танцевал. 25 лет жил с таким же гомосеком и жизнь закончил по-гомосекски — больным СПИДом. Но ладно, хоть они достигли каких-то вершин и известности. А вот что с ним делать?