Кто стоял за декабристами

А там и в самом деле было недалеко до беды. Потому что бунт в Гренадерском полку грянул с запозданием. Там во время присяги пьяный подпоручик Кожевников выскочил на балкон, перевесившись через решетку, кричал: «Зачем вы забываете клятву Константину Павловичу?» Его арестовали, и присяга прошла как будто спокойно. Но после нее старшие офицеры уехали во дворец на торжественный молебен. Солдатам раздавали обед, и выступил вдруг командир роты поручик Сутгоф. Объявил: «Напрасно мы послушались! Другие полки не присягнули и собрались на Сенатской площади». Он поманил нижних чинов: «Ваше жалованье у меня в кармане, я раздам его без приказа». Приказал одеваться, взять оружие, освободил Кожевникова и повел свою роту к мятежникам.

Командир полка Стюрлер узнал, бросился в погоню на обычном извозчике. Но его не послушались, ушли за Сутгофом. А Стюрлер из-за этих метаний с опозданием получил приказ – вести полк к царю. Но в казармах старших офицеров не было, а приказом выступать воспользовался поручик Панов. Стал бегать по ротам и пугать – всем будет худо от других полков и «императора» Константина, если выступят против них. Стрельбу, донесшуюся со стороны Сенатской, он объяснял – «наши побеждают». Ему удалось поднять несколько рот, взяли знамя полка и ринулись к мятежникам. Но Панов повел их не той дорогой, как Сутгоф, он загорелся идеей… захватить Зимний дворец, взять в заложники царскую семью. Или уничтожить ее.

Комендант Башуцкий, оставленный Николаем руководить охраной дворца, проявил полнейшую беспечность. Колонну, очень нестройную и без офицеров, он принял за очередное подкрепление. Похвалил за «верность» государю и приказал финляндцам пропустить бунтовщиков через ворота. Но во дворе Зимнего Панов увидел только что пришедший Лейб-гвардии Саперный батальон. Он успел очень вовремя, буквально в последнюю минуту, опередил злодея. Панов остановил своих солдат. Размышлял, что делать дальше.

А из окна его отряд увидел офицер Гренадерского полка Зальца, приехавший на молебен. Очень удивился: что делают солдаты его полка во дворце? Вышел, стал расспрашивать Панова. Тот разозлился. Стал орать на Зальца, ничего не понимающего, чтобы отстал от него, иначе «я велю прикладами тебя убить!». Потом скомандовал ротам, которые были с ним: «Да это не наши, ребята! За мной!» В это время появился и Стюрлер на санях, гонявшийся за своими подразделениями. Позвал Зальца, просил отобрать у бунтовщиков знамя полка. Офицер бросился за колонной Панова, превратившейся в нестройную толпу. Дважды пробовал увлечь за собой знаменосца Пивоварова, но каждый раз их били, и знаменосца увлекли за собой.

А навстречу мятежникам, ко дворцу, ехал царь. Без охраны! К нему свободно подходили желающие. Сперва Карамзин, его послала императрица-мать узнать обстановку. Потом посланник Ганновера Дорнберг – он обратился от лица всех иностранных дипломатов, предлагавших свою поддержку и участие в урегулировании. Николай поблагодарил его и ответил: «Это происшествие – дело домашнее, совсем не касающееся Европы». И уже возле самого дворца на государя вдруг выплеснулась вооруженная толпа Панова. Он скомандовал «стой!» – но ему крикнули: «Мы за Константина!» Николай не растерялся. Хладнокровно пожал плечами: «Когда так – то вот ваша дорога». Велел сопровождающим передать войскам, чтобы их пропустили. Его спокойствие и выдержка подействовали. Бунтовщики, обтекая его коня с двух сторон, побежали на Сенатскую…

Доехав до дворца, Николай убедился, что и сам чудом избежал гибели, и его близких спас Господь своевременным приходом Саперного батальона. Государь подтянул здесь порядок, перекрыв все входы усиленными постами. Строго указал не пропускать посторонних. Но Стюрлер исполнил долг до конца. Силясь спасти честь своего полка, он так и следовал на извозчичьих санях за мятежными ротами. Сопроводив их до Сенатской, пошел уговаривать солдат. И к нему начали прислушиваться. Но на таких случаях у революционеров уже специализировался Каховский. Он тут же появился рядом, и прозвучал еще один пистолетный выстрел. Смертельный.

Теперь количество мятежников достигло 3 тысяч. Они ободрились, осмелели, чаще стреляли в направлении правительственных войск – имевших приказ не отвечать. Пули поражали и случайных зевак. Из посторонних толп на Сенатской осталась самая буйная часть. Пьяные, озлобленные, возбужденные. Они наглели. Из-за заборов стройки швыряли в войска камни, поленья. Предводители взбадривали подчиненных, то и дело инициировали крики «ура». Но когда пытались вбрасывать лозунг «ура, конституция!» – их откровенно не понимали. Им приходилось врать, что Конституция – жена Константина. Ни Трубецкой, ни Рылеев так и не появились, и заговорщики, находившиеся на Сенатской, выбрали нового диктатора, Оболенского. Хотя руководить ему уже почти не пришлось.