Александр Сергеевич ухватился за стандартные обвинения революционеров о «другой гидре» – злоупотреблениях чиновников, коррупции. Но Николай это и сам знал. Ответил, что «для глубокой реформы, которой Россия требует, мало одной воли монарха… Ему нужно содействие людей и времени… Пусть все благонамеренные и способные люди объединяются вокруг меня». «Гангрена, разъедающая Россию, исчезнет, ибо только в общих усилиях – победа, в согласии благородных сердец – спасение». И возразить Пушкину было уже нечего.
А государь напутствовал его: «Я был бы в отчаянии, встретив среди сообщников Пестеля и Рылеева того человека, которому я симпатизировал и которого теперь уважаю всей душой. Продолжай оказывать России честь твоими прекрасными сочинениями и рассматривать меня как друга». «Служи родине мыслью, словом и пером. Пиши для современников и для потомства. Пиши со всей полнотой вдохновения и совершенной свободой, ибо цензором твоим буду я». От обычной цензуры он Пушкина освободил. Из ссылки тоже. «Я не вижу перед собой государственного преступника – вижу лишь человека с сердцем и талантом, вижу певца народной славы…» [84, 85].
После этой беседы царь сказал Д.Н. Блудову: «Знаете, что нынче я долго говорил с умнейшим человеком России? [86] Но и Пушкин был под глубоким впечатлением от встречи. Появились его стихотворения «Стансы», «Друзьям», посвященные государю.
Да, внутреннее состояние России успокоилось. Царь начинал задуманные им законодательные реформы. Но ему пришлось принимать правление в очень непростой внешнеполитической обстановке. Англия исподтишка пакостила России, где только могла. В британские интриги была вовлечена и Франция. Но в 1824 году там на престол взошел Карл X, взял курс на укрепление расшатанной королевской власти. Международную политику он повернул на сближение с нашей страной, со Священным Союзом. Хотя при этом нарастали противоречия между Карлом и французским парламентом – и играли на этом опять англичане, скрытно направляя и подзуживая оппозицию.
Уже который год полыхала восстаниями Греция. А британцы и французские либералы использовали ее борьбу для антироссийских политических игрищ. Ну а Персия заняла по отношению к нашей стране открыто враждебную позицию. Она так и не смирилась с итогами прошлой войны 1804–1813 годов, когда ей пришлось отдать территории нынешнего Азербайджана и Карабаха (Карабахское, Шекинское, Гянджинское, Бакинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское ханства и часть Талышского), признать русскими владениями Грузию и Дагестан. Поддерживали и подстрекали воинственные настроения англичане, наметившие вырвать Кавказ из-под русского влияния. Они помогали перевооружить иранскую армию, поставляли пушки и ружья.
«Партию войны» возглавлял персидский главнокомандующий и наследник престола Аббас-Мирза, при нем действовали британские советники. Расчеты строились и на «союзников» внутри России. С одной стороны, горцы Северного Кавказа – мы уже рассказывали, как раз в 1825 году турки и англичане добились здесь серьезного успеха. Через имама Кази-Мухаммеда разожгли настоящий пожар «священной войны», охватившей весь Кавказ. С другой – заговор в Грузии. Грузинский царевич Александр был одним из приближенных Аббаса-Мирзы, формировал отряды из эмигрантов, перебежчиков, наемников. Причем он с британцами имел прямые связи. В ходе прошлой войны в вылазках на российскую территорию Александра сопровождал английский офицер Уильям Монтейт, оставивший записки об этих походах. В том числе и о том, как царевич, не имея денег для оплаты наемников, разрешил им забирать грузин в рабство.