Аббас-Мирза рассчитывал возвратить Азербайджан, захватить Грузию – царевич Александр вел под персидскими знаменами свои отряды, а в Тифлисе его должны были поддержать сообщники, поднять восстание. Основные силы русских находились на Северном Кавказе. В Закавказье были только небольшие гарнизоны, казачьи посты. Лавина неприятелей смяла их. А многие «земские караулы» из азербайджанцев присоединялись к персам. У Балык-Чая рота Тифлисского полка, 166 бойцов штабс-капитана Воронкова, столкнулась с целым корпусом. Ее окружили, она приняла отчаянный бой. Израсходовав патроны, пробивалась штыками. Большая часть солдат и офицеров погибла, тяжелораненый Воронков попал в плен. Но 40 человек все же вырвались, добрались до своих.
Вражеская армия осадила крепость Шуша, где отбивался небольшой отряд полковника Реута – 1300 солдат и казаков. А в Елисаветполе (Гяндже) тоже поджидал заговор, подготовленный персидскими агентами. По сигналу в городе вспыхнул внезапный мятеж. Перерезали русский гарнизон, открыли ворота авангардам Аббаса-Мирзы. Ермолов спешно формировал Действующий корпус, собирая свои части и подразделения, раскиданные по линиям и крепостям Северного Кавказа. Задержать неприятелей, нацелившихся на Тифлис, он направил генерала Мадатова. У него было 3 тысячи штыков и сабель, 8 орудий. Но они с ходу раскидали передовые части противника, в том числе грузинских изменников царевича Александра.
Возле Шамхора 3 сентября Мадатов встретил 18-тысячный корпус, в его составе были отборные части шахской гвардии, вооруженные и обученные англичанами. Но русская артиллерия открыла огонь, пехота дружно атаковала в штыки. А Мадатова не случайно называли «хитрейшим из храбрых». Своим обозам он велел мчаться к месту битвы на рысях, двумя колоннами повозок. Они приближались с грохотом, подняли огромные тучи пыли. Персы сочли, что на них несется масса кавалерии, и побежали. Их погнали, перебили 1,5 тысячи при своих потерях 7 убитых и 24 раненых [87]. Через два дня Мадатов победителем вступил в Елисаветполь.
Аббас-Мирза, осаждавший Шушу, встревожился, двинулся сюда со всей армией. Но в Закавказье подтягивались и русские войска. Командира Действующего корпуса определил сам государь, генерала от инфантерии Ивана Федоровича Паскевича. Сам Кутузов называл его и представлял Александру I как «лучшего генерала Отечественной войны». А Николая связывали с ним особые отношения. Паскевич раньше командовал гвардейской пехотной дивизией, где великие князья Николай и Михаил командовали бригадами, был их непосредственным начальником, наставником. Царь любил его и называл «отцом-командиром». На Кавказ послал, не доверяя Ермолову, в качестве противовеса ему и собственных «глаз».
Но война есть война. На фронт Паскевич полетел со всей быстротой, опережая направленные туда воинские части. В Елисаветполь он прибыл, когда там собралось всего 10 тысяч пехоты и конницы с 24 орудиями. А вид кавказских частей просто шокировал генерала, привыкшего к блестящим шпалерам гвардии. Солдаты в лохматых шапках и домотканых куртках, казаки в драных черкесках. Но для строевых смотров было не время. На Елисаветполь шла вся иранская армия, 40 тысяч воинов. Встретились 13 сентября. Загрохотали орудия с той и другой стороны. Персы волна за волной накатывались на русскую пехоту, построившуюся в батальонных каре, но их отбрасывали огнем и штыками. Сам Паскевич находился в боевых линиях, отражая эти атаки. А кавказские воины со своим невзрачным видом оказались великолепными профессионалами в бою. Противника измотали, повыбили, и удар кавалерийского резерва стал решающим. Неприятели покатились прочь, их гнали и рубили 12 верст.
Известие об этой победе пришло к Николаю Павловичу, когда двор еще находился в Москве – празднества и благодарственные молебны как бы продолжили торжества коронации. Их восприняли как явный знак Свыше. Господь благословляет новое царствование, сразу же украсил его блестящими победными лаврами! К концу октября российскую территорию очистили от неприятелей. Деблокировали Шушу, 47 дней просидевшую в осаде. Зима и бездорожье прервали активные действия.
Но возобновились интриги вокруг Ермолова, вызывавшего у либералов крайнее раздражение. Конфликт усугубился «двоевластием» Ермолова и Паскевича. Главнокомандующий на Кавказе, конечно же, понимал, что «отца-командира» прислали в пику ему. Относился более чем прохладно. А Паскевич, хотя и был формально подчинен ему, но сносился напрямую с царем. Разделились и генералы, офицеры, одни «ермоловцы», другие уже пристраивались к Паскевичу. Когда Ермолов повесил одного из предводителей чеченских набегов, он получил строгий выговор из Петербурга. Посыпались приказы и инструкции вернуться к мягким мерам усмирения горцев. Понаехали ревизии и комиссии. В результате 28 марта 1827 года Николай отправил Ермолова в отставку. Точнее – даже в ссылку, генерал получил царский приказ «возвратиться в Россию и оставаться в своих деревнях впредь до моего повеления». Под опалы и расследования попал целый ряд его помощников.