Кто стоял за декабристами

Потому что кардинально изменилась позиция Николая I и его международная политика. Если в октябре 1830 года он выражал готовность схватиться с «якобинцами всех государств», то уже к концу года партнеры по Священному Союзу опять показали свою ненадежность. Ловить рыбку в мутной воде вокруг Бельгии взялась Англия. Она очень солидно приложила руку к организации здешней смуты. Делала это из собственных соображений, но никак не желала, чтобы революционная Бельгия досталась революционным французам. В декабре 1830 года лорд Палмерстон созвал Лондонскую конференцию, где жонглировал лозунгом «права наций на самоопределение» и ратовал за независимость Бельгии. К англичанам присоединилась Пруссия, вроде бы ближайшая союзница русских. При этом дала понять: даже в случае нападения французов на Австрию она окажет только «моральную поддержку».

Тогда и австрийцы, звавшие Николая в поход, сами отказались от военных действий. Вместе с Пруссией поддержали англичан, признали независимость Бельгии – и опять даже без консультаций с Россией. Царь осознал: никаких высоких идеалов Священного Союза больше нет. Все манипулируют договорами только ради собственных выгод. Николай указал, что в таких раскладах «Россия никогда не принесет в жертву ни своих денег, ни драгоценной крови своих солдат». Как раз в это время, в конце 1830 – 1831 году, он повернул от «паневропейской» политики Александра I к политике национальной, руководствуясь сугубо российскими интересами. Николай Павлович приходил к выводу, что такой поворот «ставит нас в положение новое, одинокое, но, я осмелюсь высказать это, положение почетное и достойное нас» [100].

Дальнейший спор вокруг Бельгии усугубился метаниями и виляниями нидерландского короля Виллема. Избегая столкновения с 50-тысячной французской армией, он и сам признал Бельгию! Но отвергал решения Лондонской конференции о границах, спорил, тянул время. Становилось ясно, что он надеется на большую общеевропейскую войну, где чужой кровью ему обеспечат нужные владения. Тогда и проявилась национальная политика Николая. Было принято положение, что «голландско-бельгийский вопрос» не состоит «ни в каком непосредственном прикосновении к выгодам и пользам России». Наша страна выступила посредником, предложив Виллему склониться к компромиссам. Когда он отказался, Россия присоединилась к Англии, Пруссии и Австрии для урегулирования конфликта.

Французов заставили отступиться от Бельгии. Но при этом Николай Павлович сохранил и идейную принципиальность, бельгийского короля Леопольда так и не признал. А главный выигрыш от бельгийской революции получила Англия. Отделение от Нидерландов обвалило экономику Бельгии, производительность ее фабрик упала в 3–4 раза. Торговый оборот через ее порты совсем рухнул. Большинство рабочих лишились рабочих мест. У тех, кто сохранил их, заработная плата сократилась на 70 %. Такова была цена «свободы» и «права наций на самоопределение». Зато были подорваны позиции британских конкурентов, и вдобавок Англия стала гарантом бельгийской независимости. Покровительницей новоиспеченного государства!

Но и польская революция, даже подавленная, в итоге подыграла западным врагам нашей страны. До сих пор Россия на международной арене предстояла в ореоле главной победительницы Наполеона, освободительницы Европы. Теперь либеральная пропаганда получила инструмент для разрушения этого образа. На Западе стала насаждаться безудержная «полонофилия» – в паре с русофобией. Обывательскому «общественному мнению» навязывались сказки о благородных несчастных поляках и русских «палачах», «душителях свобод». Реанимировался старый миф о России как о средоточии деспотизма и «варварства» – якобы угрожающей всей «цивилизованной Европе». И на этой почве Англия заново стала формировать блок с Францией.

Но события вокруг Польши всколыхнули и повышенный интерес к деятельности тайных революционных структур, их связей с заграничными центрами. Одним из тех, кто пытался вскрыть эти процессы, был патриотический литератор Фаддей Булгарин, ближайший друг Грибоедова (именно ему Александр Сергеевич, уезжая в Персию, оставил окончательную редакцию пьесы «Горе от ума»). Еще в 1827 году на запрос Бенкендорфа Булгарин составил записку, где отметил особую роль декабриста Корниловича – на шумных обедах у него собирались известные литераторы, иностранные дипломаты, но приходили и Рылеев, Бестужев, «отсюда вышло много связей». Корниловича вернули из Сибири, предложили список вопросов, но сотрудничество с иностранцами он напрочь отрицал, и этим удовлетворились.