Кто свергал Николая II и рушил империю?

Признаки грядущих перемен можно было увидеть не только в России. 6 декабря 1916 г. без объяснения причин ушли вдруг в отставку британский премьер-министр Асквит и министр иностранных дел Грэй. Те, которые налаживали союз с нашей страной, связали себя соглашениями о проливах и другими договоренностями. Кресло Грэя занял Бальфур, большой друг лондонских Ротшильдов — и один из директоров Русско-Английского банка. Премьер-министром стал русофоб Ллойд Джордж. А пост военного министра после него принял Альфред Милнер. Один из влиятельнейших политиков Британии, председатель правления банка «Джойнт Сток» и глава Великой ложи Англии. А в России действовали Бьюкенен и его супруга. Еще до убийства Распутина у британского посла состоялась встреча с Гучковым и Милюковым, обсуждалась возможность дворцового переворота.

У американцев в это же время активизировался «Нэйшнл Сити Бэнк». Его представитель Мезерв, уже больше года находящийся в России, повел с Барком переговоры об открытии отделения банка в России. Царское правительство согласилось в обмен на кредиты, и сошлись на цифре 50 млн долл. Открыть отделение можно было в октябре, но «Нэйшнл Сити Бэнк» почему-то отложил дело, которого так желал. Отделение в Петрограде открылось 2 января 1917 г., и первым клиентом банка стал… Терещенко, один из главных заговорщиков, он получил 100 тыс. долларов — огромную сумму по тем временам. Исследователь русско-американских банковских отношений С.Л. Ткаченко обнаружил, что кредит был совершенно необычным, без указания целей и без какого-либо обеспечения. Таких кредитов «Нэйшнл Сити Бэнк» больше не давал никому. А вскоре среди клиентов этого банка появилось и имя Гучкова.

Между тем заговорщики уже готовили штурм. Открытие очередной сессии Думы специально приурочили к годовщине «Кровавого воскресенья», 9 (22 января). Через Рабочие группы ВПК агитировали рабочих выйти в этот день на демонстрации, всем идти к Думе и передать там парламенту свои требования. А Дума подхватит их, как бы от всей народной массы. Чтобы «дать разгон», перед этим должны были пройти съезды Земгора, торгово-промышленных организаций. Для них заранее писались разгромные речи, способные накалить настроения. Взрыв беспорядков должен был стать очень мощным.

Прорабатывались варианты, кем заменить царя. Лучшей кандидатурой считался великий князь Николай Николаевич. На съезд Земгора в Москву приехал городской глава Тифлиса Хатисов — будущий глава правительства Армении. Он был связан с руководством армянской националистической партии «Дашнакцютюн», с масонскими кругами, поэтому князь Львов позвал его на совещание в узком кругу. Хатисову поручили в Тифлисе переговорить с Николаем Николаевичем, предложить возглавить переворот, а при нем образуется правительство в составе Львова, Гучкова и их товарищей.

Вернувшись на Кавказ, Харисов передал великому князю предложение заговорщиков. Тот не отверг, обещал обдумать и попросил зайти завтра. На следующий день ждал его вместе с женой, Станой-черногоркой, и своим начальником штаба Янушкевичем. Попросил повторить все еще раз. Стана восприняла услышанное положительно, но Янушкевич стал высказывать опасения, пойдет ли за ними армия? В итоге Николай Николаевич струсил и от предложения уклонился (впрочем, как раз у себя, на победоносном Кавказском фронте, он вряд ли мог рассчитывать на поддержку против царя).

В литературе можно встретить утверждения, будто «слабый» Николай II в этот период совсем пал духом, пустил дела на самотек и ничего не предпринимал для защиты трона и государства. Но такие заключения либо выдают некомпетентность авторов, либо являются подтасовкой. Наоборот! Именно царь оставался главной опорой Российской державы. Он боролся до последнего, настойчиво и умело, и только его усилиями удавалось предотвратить катастрофу. На фронте была передышка, и государь, приехав после убийства Распутина, оставался в Царском Селе. Под его прямым руководством стали предприниматься меры противодействия смутьянам.

Земский и торгово-промышленный съезды были запрещены, открытие Думы Николай II просто сдвинул более чем на месяц — на 14 (27) февраля. Оппозиция подняла негодование. Тиражировались и распространялись речи, заготовленные для запрещенных съездов, вроде речи Львова, что «власть стала совершенно чуждой интересам народа». Но царь держался твердо, при нем и министры, хочешь или не хочешь, должны были выполнять его указания. Вдобавок сказалась прежняя рознь между Рабочими группами ВПК и революционными партиями. Гвоздева и его команду большевики до сих пор клеймили как провокаторов, и призывы к массовым манифестациям 9 января отвергли. Агитировали устроить в этот день забастовки, но без демонстраций. Предупреждали, что они могут обернуться повторением «Кровавого воскресенья».