Кто свергал Николая II и рушил империю?

Хотя организаторам во главе с Гучковым именно это и требовалось! Новая грандиозная провокация, которая возбудит всю страну! Но большевики отнюдь не желали уступать рабочие массы Гвоздеву. К ним присоединились межрайонцы, часть меньшевиков. Распускали слухи: полиция через своих агентов нарочно зовет к манифестациям, чтобы разгромить их. 9 января по разным городам бастовало 700 тыс. человек (в Петрограде — 150 тыс.). Но они разделились, часть бастовала у себя на заводах, другая вышла на улицы. Однако заседания Думы не было, собрать демонстрантов вокруг себя и толкнуть против власти она не могла. Все улеглось без последствий.

Оппозиция стала готовить вторую попытку, на 14 февраля. Рабочая группа Гвоздева выпустила воззвание уже открытым текстом: «Режим самовластия душит страну…» Призывала в день открытия Думы «на общее организованное выступление». В докладе начальника Охранного отделения Глобачева от 26 января говорилось: «Руководящие круги либеральной оппозиции уже думают о том, кому и какой именно из ответственных постов удастся захватить в свои руки». Выделялись две группировки. Одна состояла из думских лидеров во главе с Родзянко. Она нацеливалась на «парламентский» сценарий переворота. Перед Таврическим дворцом, где заседала Дума, сойдутся многотысячные демонстрации, огласят резолюции «поддержать Государственную Думу в борьбе с ныне существующим правительством». А депутаты тут же проголосуют, примут эти требования как «общенародные», зажгут ими массу.

Как отмечалось в докладе, во главе второй группы, «действующей пока законспирированно и стремящейся во что бы то ни стало выхватить будущую добычу из рук представителей думской оппозиции, стоят не менее жаждущие власти А.И. Гучков, князь Львов, С.Н. Третьяков, Коновалов, М.М. Федоров и некоторые другие». Они считали — думцы ошибаются. Не учитывают «еще не подорванного в массах лояльного населения обаяния правительства и, с другой стороны, инертности народных масс». Поэтому вторая группа «возлагает надежды на дворцовый переворот». «Независимо от вышеизложенного, вторая группа, скрывая до поры до времени свои истинные замыслы, самым усердным образом идет навстречу первой» [8].

Подобные доклады поступали министру внутренних дел, и Протопопов… клал их «под сукно». Их нашли после революции, они так и лежали в шкафах и столах. До царя они не доходили. Царю по-прежнему шли другие доклады министра, радужные и оптимистичные. А тем временем оппозиция для нагнетания страстей опять использовала любые способы. Уже отмечалось, что дело Манасевича-Мануйлова было прекращено по ходатайству генерала Н.С. Батюшина. Но оно проходило по военному ведомству, и главнокомандующий Северным фронтом Рузский возобновил его.

Как вспоминал сам Батюшин, был привлечен цвет адвокатов, «от пускавшейся лишь по билетам в зал суда публики ломились скамьи…». Он констатировал, что организованный «по приказанию Рузского провокационный процесс нужен был революционной пропаганде лишь для того, чтобы убедиться в слабости правительства, а попутно через голову покойного Распутина забрызгать грязью императорский трон». Аналогичным образом было возобновлено дело Рубинштейна. За доказанные серьезнейшие преступления суд приговорил банкира всего лишь к высылке — но главным был сам процесс, возможность выплеснуть еще один ушат клеветы на убитого Григория Ефимовича, а через него на государя и его семью.

Тем не менее на пути заговорщиков стоял царь. Когда Рабочая группа ВПК издала свое революционное воззвание, он указал, что такое терпеть нельзя. Причем Протопопов категорически возражал против ареста. Собственным помощникам пришлось долго убеждать его. Но позиция государя сыграла свою роль. Рабочая группа в полном составе была арестована. Гучков и Коновалов ошалели, подняли на дыбы всю прессу. Посыпались протесты ВПК, Особых совещаний, Земгора, думцев. Родзянко наседал на самого царя, что Рабочую группу нужно срочно выпустить, иначе будет беда. Но не помогло. А бедой это пахло совсем не для правительства. 29 января собрались участники будущего переворота Гучков, Коновалов, Кутлер, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Аджемов, Милюков, Бубликов и др. И на этот раз, как доносило Охранное отделение, настроения царили панические, арест Рабочей группы все признавали катастрофическим ударом, рушившим их планы [8].